Лиз Карлайл - Один маленький грех
— Она не будет мучиться, если мне дадут сделать мою работу, — сказал Рид. — И меньше всего мне нужно, чтобы возле кровати сновали истеричные женщины и каждые пять минут спрашивали меня, жив ли ребенок, почему он дышит так часто или почему он слишком бледен, слишком горячий или слишком холодный, — ну, вы меня понимаете!
У Аласдэра немного отлегло от сердца.
— Вы останетесь на всю ночь?
— Если мне дадут спокойно работать, то да, — сказал доктор. — А теперь сделайте одолжение, сэр Аласдэр. Ступайте наверх, вы оба, и оставайтесь там, пока я вас не позову.
Двумя минутами позже Аласдэр осторожно вывел Эсме из комнаты и повел наверх.
— Я хочу быть с Сорчей! — запротестовала она, остановившись на лестничной площадке. — Что, если я ей понадоблюсь?
Он убедил ее идти дальше.
— Она в хороших руках, Эсме, — твердо сказал он. — Сейчас вы ей не нужны.
Эсме посмотрела на него так, как если бы он ударил ее.
— Да, вы правы! — воскликнула она. — Я не нужна ей. Я оказалась совершенно бесполезной сегодня. Только подумайте, что случилось!
Как тогда в парке, Аласдэр, не размышляя, привлек ее к себе.
— Тихо, Эсме, — шептал он куда-то ей в волосы. — Конечно, вы нужны ей. Но сейчас доктору нужно сосредоточиться. Он обещал мне, что она не проснется…
— Да, этого я и боюсь!
— …потому что ей дали снотворное, — быстро закончил он.
Сверху навстречу им спускался Уэллингз.
— Виски, — бросил ему Аласдэр, когда они поравнялись. Дворецкий кивнул и пошел дальше.
Оказавшись в классной комнате, Эсме начала беспокойно озираться, ее взгляд переходил с одного пустого угла на другой. Даже Аласдэр чувствовал, как холодно и грустно стало здесь без жизнерадостной Сорчи. Он молча наблюдал за Эсме, понимая, что она должна была чувствовать. Она винила себя, как и он сам.
Ему казалось, что за время, прошедшее с ужасного происшествия в парке, он стал старше на десяток лет. Мысленным взором он видел распростертое на траве детское тельце, он помнил появившееся у него чувство, что его жизнь кончилась. Как если бы она неумолимо вытекала из него вместе с кровью, заливающей его девочку. И в этот миг суровой правды он понял, что имела в виду Эсме, когда с таким сочувствием говорила о страданиях Джулии. Потерять ребенка! Существует ли боль сильнее?
Может быть. Может быть, если теряешь сестру. Или мать. Бедная Эсме. Ей столько пришлось пережить, и она держалась стоически. Он стоял у холодного камина, глядя, как она двигалась по комнате, брала в руки игрушки, затем снова ставила их на место, переставляла книги, которые и так стояли в идеальном порядке, и все это время слезинки скатывались с ее ресниц. Аласдэр не мог больше вынести этого. Он подошел к ней и осторожно взял ее руки в свои.
— Вы не виноваты, Эсме, — тихо сказал он. — И я тоже, как бы я ни винил себя сейчас.
Она взглянула на него, стараясь сдержать слезы.
— Но я отвечала за нее! — шептала она. — Это моя работа. И мой долг как сестры.
Дверь мягко открылась, вошла Лидия с подносом. Уэллингз, да благословит его Господь, прислал графин виски и два стаканчика, а также блюдо с хлебом, сыром и холодным мясом, к которым, впрочем, и он, и она вряд ли притронутся.
— Спасибо, Лидия, — тихо поблагодарил он. — Остаток вечера вы можете поработать внизу. Скажите Уэллингзу, что мисс Гамильтон не следует беспокоить ни при каких обстоятельствах, если только за ней не пошлет доктор Рид.
Лидия посмотрела печально, присела в поклоне и вышла.
— Аласдэр, — всхлипнула Эсме, когда захлопнулась дверь. — Что я наделала! Что, если она умрет? Я не перенесу этого! Я не смогу!
Теперь Аласдэр знал достаточно, чтобы суметь успокоить ее. Он сам все еще ужасался. А для Эсме смерть была слишком реальной. Она недавно похоронила мать, женщину, которая была еще молода и полна жизни. Она потеряла отца и трех отчимов. А теперь ее сестренка лежала неподвижно, бледная как смерть. Жизнь, несомненно, была для Эсме чем-то очень хрупким и кратковременным. Ему захотелось — и это его потрясло — обнять ее и поцелуями осушить слезы. Но гораздо разумнее было вытереть их носовым платком, налить ей виски и вложить стакан в ее руку.
— Это не вода, — сказал он, как бы извиняясь. — Выпейте.
— Спасибо. — Эсме без колебаний сделала глоток и продолжала смятенно ходить по комнате. Время от времени она подносила стакан ко рту и только тогда останавливалась.
Аласдэр подумывал, не уйти ли ему. Не вызвать ли сюда Лидию. Но он хотел — нет, ему было необходимо — быть рядом с ней. В результате он не сделал ни того, ни другого и ругал себя за это.
Солнце покидало небо, его лучи окрасили мир за окнами классной комнаты в теплые темно-розовые тона. Полумрак и интимность на некоторое время исчезли. Аласдэр опустошил свой стакан, отставил его в сторону и еще раз мысленно взмолился, чтобы Сорча поправилась.
— Боже, что я наделала? — Голос Эсме звучал словно ниоткуда, глухой, охрипший. — Я на самом деле никогда не училась тому, как нужно ухаживать за ребенком. В нашем распоряжении, у меня и у мамы, было множество слуг. Они делали все.
— Я считаю, что вы очень хорошо справлялись с работой, — вставил он.
Но она продолжала, как будто не слыша его слов.
— Конечно, я подозревала, что Ачанолт выдворит меня, — говорила она, и по ее голосу было слышно, что она на грани истерики. — Но выгнать ребенка? Как он мог? Как? Он должен был знать! Он должен был знать, что я совсем беспомощна!
Она неловко поставила свой почти пустой стакан — он звякнул — и уронила голову на стол.
— О Господи, Аласдэр! Он этого и хотел!
Аласдэр подошел к ней и обнял за плечи. Он больше не был уверен, что стоило давать ей виски.
— Вам надо сесть, Эсме, — сказал он, оглядывая комнату. — Бог мой, ни одного нормального стула!
Она подняла голову и посмотрела на маленькие стульчики, как будто впервые увидела их.
— Там, — сказала она глубоким горловым голосом.
Он безрассудно последовал за ней в ее спальню. Ее постель под пологом была уже разобрана, за каминной решеткой горел огонь. Другая, маленькая, кроватка была пуста. Эсме остановилась около нее и побледнела.
Аласдэр взял ее за локоть и увел к креслам, стоявшим у камина.
— Спасибо, — сказала она. — Вы очень добры. Я не знаю, почему я раньше думала по-другому.
Аласдэр бросил на нее настороженный взгляд.
— Даже сатана смотрится по-другому сквозь дно стакана, — пробормотал он. — Почему вы не садитесь, моя дорогая?
Она обхватила себя руками и водила ладонями вверх-вниз, как если бы ей было холодно.
— Я не в состоянии стоять на месте, — вырвалось у нее. — У меня такое чувство, что я могу взорваться.
