Шарлотта Армстронг - Лучезарно-голубое
– Ну а потом?
– Да ничего. Прошло некоторое время.
– Вы не видели боковую часть дома?
– Нет.
– Ту, где кабинет? Там не было света?
– Свет я видел.
– А что за свет?
– Ну, я и полиции говорил, внизу в зале всегда горел свет. И мне было видно через стекло во входной двери, правда, не шибко хорошо. Не могу сказать, был свет в кабинете или нет. Вот свет наверху я видел.
– А что за свет наверху?
– У Натаниэля.
– А где его комната?
– Прямо и направо, если смотреть с того места, где я был. Его я хорошо видел.
– Вы хотите сказать, он не спал и что-то делал?
– Точно. Картину рисовал.
– А когда вы видели Натаниэля – до или после прихода Макколи?
– И до и после, – ответил Делеван. – Я качался в гамаке и наслаждался ночью. Я думал о нас с Натаниэлем. Вот у него был большой дом, деньги. Но я думал, лучше свобода, лучше качаться в гамаке и ничего не иметь, кроме одежды. А что Натаниэль? Хочет рисовать картины и должен работать по ночам, чтобы старик его не застукал.
– И долго вы наблюдали за Натаниэлем?
– Долго. На нем была какая-то смешная рубашка. Стоял перед своей картиной. Я выкурил две или три сигареты. Потом я слышу автобус. Тушу сигарету. Я слышу Макколи, но не вижу из-за деревьев. Ну, я и не смотрю на него, я смотрю на Натаниэля. Потом, значит, Макколи заходит в дом. Через несколько минут у старика в комнате зажигается свет.
– А где была его комната?
– Передо мной налево. Свет зажгла старуха. Натаниэль это сразу услышал. И перестал рисовать.
– Минуточку! Вы говорите, что наблюдали за Натаниэлем и до того, как Макколи вошел в дом, и после того, как зажегся свет?
– Точно. Это я и сказал.
– Вы рассказывали об этом полиции?
– Рассказывал. Слушайте, я обеспечил алиби Натаниэлю. Он все время рисовал, даже некоторое время после того, как старик зажег свет. Потом он, наверное, что-то услышал, потому что быстро снял свою идиотскую рубашку и надел халат. А потом я его уже не видел. Потом и внизу зажегся свет, прямо и направо. А потом по всему дому. Я не знаю, что происходит. Просто лежу. Потом появляются полицейские, минут через пятнадцать.
– И вы?
– Я? Пошел и поговорил с ними.
Джонни с уважением посмотрел на него.
– Понятно. Значит, вы пошли и рассказали им все, что знали.
– Точно.
– Вы не слышали ни ссоры, ни голосов?
– Нет. Да и не мог.
– А почему, интересно, вас не вызвали в суд?
– Послушайте, никто и не пытался доказать, что это дело рук Натаниэля, – сказал Делеван. – А то, что Макколи вошел в дом, подтверждать и не требовалось.
– Могло быть так, что она была уже мертва, когда он вошел?
– Как это? Натаниэль рисовал свою картину. Он ее не убивал. Старик тоже не убивал. Я своими глазами видел, как он встал с постели, только потом хозяйка шторы задернула. Кухарка и горничная спят внизу в боковом крыле. Да и зачем им-то убивать ее? Остается только Макколи.
– И машины вы не слышали?
– Я же сказал, машин было много. Туда-сюда по дороге.
– Мог кто-нибудь проникнуть в дом с черного хода так, чтобы вы не увидели?
– Мог, – согласился Делеван. – Точно, мог.
– А как вы думаете, мог этот подросток, Дик, пробраться в дом с черного хода?
– Все может быть, мистер, – терпеливо объяснил Делеван. – Хоть целый взвод. Все возможно.
– По вашему мнению, это сделал Макколи?
Делеван пожал плечами.
– Это был не Натаниэль. Это я знаю точно. Он всегда был каким-то унылым парнем. – Делеван нахмурился. – Если бы разбили окно – я бы услышал, но его не разбивали. Если бы вырезали дыру в перегородке – но ее не вырезали. Только одного я услышать не мог – если кто-то своим ключом открыл заднюю дверь. Но это ничего не значит.
– Ничего, – согласился Джонни. – Не могли бы вы сказать точно, сколько прошло времени между приходом Макколи и тем моментом, когда зажегся свет?
– Несколько минут, – Делеван пожал плечами. – Я качался в гамаке и размышлял. А время, вы же знаете, если только не смотреть по часам, не всегда идет так, как кажется.
Джонни почувствовал, что этот момент был сомнительным. Но сомнение не значило ничего.
Он вернулся в мотель. Попытался дозвониться до Граймса. Ответа не было. Позвонил Копленду. Ему хотелось упросить адвоката приехать. С ним бы Нэн поговорила наедине. Но ни один из телефонов Копленда не отвечал. «Помогите! – Джонни был в отчаянии. – Она собирается выйти замуж за убийцу, и я не могу остановить ее! Во всяком случае, не я!»
Глава 17
Узнав, что свадьба назначена на завтра, старая леди обрадовалась, как ребенок. Она принялась рассказывать о всех свадьбах, которые повидала на своем веку. Ухаживающая за ней мисс Адамс сидела рядом и согласно кивала головой, время от времени подавая унылые реплики, если старуха теряла нить размышлений. Нэн безмятежно слушала и неторопливо, аккуратными мелкими стежками, подшивала белое шелковое платье Дороти.
Дороти, которая сопровождала деятельную Бланш в ее метаниях по дому и помогала ей, чем только могла, думала о том, что Нэн, примостившаяся в кресле, с темными волосами, обрамлявшими ее лицо, в широкой шелковой юбке, закрывающей колени, выглядит, как маленькая девочка. Маленькая девочка, которая мечтает о чем-то. Но сегодня Дороти не хотелось сражаться с чужими мечтами.
Мужская половина семейства Барти еще не появлялась после посещения винного завода. Дом, в котором идет подготовка к свадьбе, – не место для мужчин, как выразилась Бланш. Сегодня, вопреки обычному заведению, всем в доме распоряжалась она. Она составила очень короткий список приглашенных.
– Только самые близкие друзья, одна или две пары, – сказала она Нэн. – И ваш мистер Симс, конечно.
Но найти Джонни было невозможно. Дороти трижды звонила ему в мотель. Телефон не отвечал. Где бы Джонни ни находился, он еще не знал, что подготовка к свадьбе идет полным ходом, и это беспокоило Дороти.
Нэн продолжала мирно шить. Закончив работу, она отгладила платье и примерила его в присутствии Бланш. Потом сказала, что пойдет помыть голову, упаковаться и немного вздремнуть. Дик обещал зайти к вечеру, чтобы вместе отправиться за разрешением на брак.
К четырем часам все основные дела была закончены: приглашены священник и гости, заказаны праздничные блюда, сделаны необходимые покупки, большая гостиная вычищена до блеска. Бланш отправила старую даму из гостиной. Сегодня она, Бланш, была хозяйкой дома, и старуха беспрекословно подчинилась ей. Она заняла положение древней любимицы дома, но не хозяйки.
– Утром мы закажем еще цветов, – сказала Бланш Дороти. – Я пошлю за букетами для корсажей. Вы что наденете?
– Розовое платье, – ответила Дороти, – это самое подходящее из того, что у меня есть, чтобы выглядеть, как полагается подружке невесты.