Жаклин Нейвин - Встретимся в полночь
Рафаэль быстро стянул с нее сорочку и открыл груди.
– Произнесите мое имя, – потребовал он. Она покачала головой и всхлипнула.
– Рафаэль, пожалуйста.
– Да, умоляйте меня взять вас.
– Да, Рафаэль. Возьмите меня.
Он окинул взором атласное тело, теперь полностью открытое его взгляду. Прекрасная грудь, небольшая, но высокая и хорошей формы, с красивыми сосками, жаждущими его прикосновений. Длинные, очень длинные ноги и изящно выгнутые бедра. Гибкая талия, плоский живот и…
– Я знал, что вы окажетесь красивой, – сказал он, прежде чем наклониться над каждой грудью и жадно всосаться в нее.
Джулия отвечала ему страстными возгласами, ее бедра двигались под его рукой в нарастающем темпе. И когда она кончила, это произошло неожиданно, быстро и бешено.
Он усмехнулся и принялся покрывать нежными поцелуями ее груди. Заставив свою ласкающую руку производить успокаивающие движения, он с гордым удовлетворением смотрел на ее вздрагивающее тело.
Пора. Он не может больше ждать. Пока она лежала, ошеломленная, он расстегнул панталоны. Он не отрывал глаз от ее быстро вздымающейся и опускающейся груди, блестевшей от прикосновений его влажного рта. Господи, он с трудом сумел справиться со своими штанами. Когда он стянул их с себя, он встал перед ней и развел ее колени в стороны.
Рафаэль чувствовал себя так, словно его заживо поджаривают, но огонь был сосредоточен в его распухшей плоти, пульсирующей от жажды войти в нее. Он приподнял ее ягодицы, чтобы облегчить себе задачу.
Когда он скользнул в ее влажные недра, дыхание вырвалось из его груди с мучительным проклятием, которое было и триумфом, и поражением. Скользкий, чувственный жар. Вокруг него. Ощущение было необыкновенным, но оно недолго удовлетворяло его. Джулия лежала под ним, ее глаза были как прозрачное золото, словно это были настоящие зеркала, которые могли отражать его истинное «я». Он больше не мог ждать ни минуты. Он себялюбиво наполнил ее, уже не владея собой.
Рафаэль почувствовал, как она напряглась в его объятиях, увидел ее гримасу, когда столкнулся с преградой ее невинности. Он безжалостно бросился вперед, гася ее крик, вбирая его в себя и жалея, что не может также вобрать и ее боль. Он попробовал выждать, попробовал дать ей время привыкнуть к ощущению его в себе, но кровь у него в жилах превратилась в горячее пламя, и он не мог не двигаться. Он понял, что шепчет ей какие-то извинения и слова, которые никогда не собирался произносить, но вряд ли он мог бы остановить себя, потому что его тело было мучимо невероятно сильным ощущением, возникающим с каждым ударом.
Снова и снова он входил в нее, и она начала двигаться под ним, обхватив ногами его бедра. Его наслаждение росло, и наконец он взорвался во внезапном порыве. Оттолкнувшись от нее, он глубоко вошел в эти узкие ножны, подавляя невольное рычание, уткнувшись в нежную кожу ее шеи, когда наслаждение его достигло апогея в яркой вспышке неистового осуществления.
Бурно дыша и обливаясь потом, он лежал, обхватив ее. Постепенно тело его остывало. Пульс успокаивался. Дыхание замедлилось. Он скатился набок, не выпуская ее из рук. Приятная усталость, результат пережитого наслаждения, наполняла его удовлетворением и каким-то неведомым ему ощущением покоя.
Джулия прижалась к нему. Он поцеловал ее, охваченный внезапной нежностью. Приподнявшись на локте, взглянул на нее, задержавшись на ее лице. Она была хороша, по-настоящему хороша. И возникшее откуда-то вдруг чувство собственника шепнуло ему: «Моя».
Но Рафаэлю не понравилась легкая морщинка, появившаяся у нее на лбу.
– Что такое, дорогая? – пробормотал он и потерся щекой о ее щеку.
Она заморгала, не глядя на него.
– Теперь я действительно стала другой. И расплакалась.
– Ш-ш-ш. – Он сел рядом с ней, привлек к себе. Джулия обвила его шею руками и прижалась лицом к его груди. – Не плачьте. Вы заставляете мужчину сомневаться в себе. Предполагается, что вы получили удовольствие.
– Получила, – последовал сдавленный ответ. – Тем хуже. В какую же женщину я превратилась?
– В счастливую, – усмехнулся он. Она ударила кулачком ему в плечо.
– Рафаэль, я понимаю, что вы несерьезно к этому относитесь. Вы привыкли к таким вещам. Но Боже мой, я не могу поверить, что я превратилась в женщину такого сорта, о которых все шепчутся.
– Даже если это и так, что вас пугает?
Джулия нахмурилась. Она подняла мокрое лицо и посмотрела на него.
– Вас беспокоит, что вы погибли? – продолжал он. – Погибли для чего? Для жизни, которая вам не подходит?
Джулия закрыла глаза и вздохнула.
– У вас на все есть ответ, да, Рафаэль? И все кажется таким простым.
– Так все и есть просто, дорогая. Вы сами увидите. – Он легонько ущипнул ее за вспухшую нижнюю губу. – Вы слишком привыкли к тому, что эти кудахтающие матроны все усложняют.
– А вы привыкли ни на кого не обращать внимания.
– И вы привыкнете. Не слушайте этих болванов.
– Значит, я должна слушать вас? – спросила она со скептической улыбкой.
– Нет, и меня не нужно. Неужели вы не поняли? Ни на кого не нужно оглядываться. Итак, – добавил он с озорной ухмылкой, – вы больше не плачете. – Подушечкой пальца он провел по ее мокрой щеке и мягко проговорил: – В конце концов, вы плакали не о себе, а о потере той Джулии, которую в вас все хотели видеть. Но это никакая не потеря, верно? Той Джулии вообще никогда не существовало.
Джулия смотрела на него, задаваясь важным для нее вопросом. Что чувствует он – если вообще что-то чувствует, – кроме желания? Полюбит ли он ее когда-нибудь? Является ли Рафаэль Жискар человеком, который может кого-то полюбить?
– Хватит тревожиться. Отдыхайте, – прервал ее размышления Рафаэль, прислоняя ее голову к своему плечу.
Она положила руку ему на грудь и улеглась рядом с ним, свернувшись калачиком.
Странно, как хорошо ей было лежать рядом с ним. Как уютно, как спокойно она чувствовала себя.
– У нас больше нет никаких вопросов, – назидательно сказал он. – И никаких самообвинений.
– Вы сказали, что я не должна вас слушать, – напомнила Джулия.
Он вздохнул с притворным отчаянием.
– Я и забыл, какой у вас цепкий ум. Вы напомнили мне об этом необдуманном совете. Я уже о нем сожалею.
Ее пальцы праздно блуждали по волосам на его груди.
– А больше вы ни о чем не сожалеете?
Ни о чем? О, он сожалеет весьма о многом. Но он сказал только:
– Дорогая, я повеса и негодяй. По самой своей натуре я не могу ни о чем сожалеть.
Еще одна ложь в добавление ко всем остальным. Он уже начал уставать от этого.
Глава 11
Рафаэль дремал.
