Джудит Тарр - Огненный столб
— Но разве Дельта тоже не опустошена чумой? — заметила Анхесенпаатон с милой рассудительностью. — Там нужен каждый, кто может держаться на ногах. Лучше пошли в Фивы, там чума свирепствовала не так, как здесь, и много слабее, чем в Дельте.
— Как тебе будет угодно, госпожа, — ответил Хоремхеб, с неудовольствием обнаружив, что царевна-дитя достаточно проницательна, чтобы видеть его насквозь, но никак не показал этого. Он больше не настаивал на том, чтобы привести своих верных людей в город, изнемогавший от отрешенного царя, но весь его вид говорил о том, что для этого еще настанет подходящее время.
— Этот человек опасен, — сказала Нофрет, как только появилась такая возможность.
Ее госпожа, отдыхая в маленькой комнате позади зала приемов и потягивая ячменную воду, закрыла глаза и вздохнула.
— Почему? Ты думаешь, он хотел бы стать царем? Это невозможно. Он простолюдин.
— Он может захватить царственную невесту, отделаться от царя и под угрозой оружия потребовать трона.
— В Великой Стране Хатти мог бы, — возразила царевна, — но здесь — нет.
— Вот именно поэтому и сможет. Никто не поверит в такое, пока дело не будет сделано. Большая часть Египта даже встанет на его сторону.
— Не встанет.
— Встанет, — сказала Нофрет. — Они хотят получить обратно своих богов.
— Сплетни прислуги, — отмахнулась царевна, отставила недопитую чашу с ячменной водой и снова растянулась на кушетке, которая прежде принадлежала Тийе. — Наверное, мне надо перебраться во дворец цариц прямо сегодня, а не ждать, пока я выйду замуж. Так будет проще, как ты думаешь? Мы запрем эти комнаты, и слугам не придется тратить время на их уборку.
— Какие покои ты займешь? — Нофрет резко переменила разговор — госпожа утомила ее. Не было сил спорить.
— Я хотела, — ответила царевна, — перебраться в комнаты матери. — Дыхание ее чуть прервалось, но она продолжала с нарочитым спокойствием: — Другие уже заняты или слишком малы, не соответствуют моему положению. Я не могу просить ни Меритатон, ни госпожу Кийю освободить свои комнаты. А покои матери пустуют. Я прикажу поставить новую мебель. И стены надо бы перекрасить. Мне никогда не нравились храмовые сцены. Что ты скажешь насчет охоты на птиц у реки или коней и колесниц?
— Слишком по-хеттски — вся эта охота и скачки.
Царевна улыбнулась слабо, но искренне.
— Ладно, тогда не стоит. Может быть, просто птицы или танцы?
— Что тебе больше нравится. Сказать царскому живописцу, что ты хочешь его видеть?
— Наверное, — сонно ответила царевна, — завтра. Надо подумать. И приготовить комнаты. — Она зевнула. — Ох, я могла бы спать, пока Осирис вновь не оживет.
— Поспи часок. Вроде бы у тебя нет срочных дел.
— Есть. Мне надо идти — прибыли послы из Лагаша.
— Их милости могут и подождать, — сказала Нофрет решительно. — Я прослежу, чтобы их угостили и ублаготворили вином. К тому времени, как ты проснешься, они будут готовы дать тебе все, что ты пожелаешь.
Царевна не ответила, только вздохнула, даже не улыбнувшись хитроумию Нофрет, и заснула.
Нофрет сделала все, как обещала — приказала, чтобы послов хорошенько угостили в малом пиршественном зале, и велела дворецкому перенести все дальнейшие аудиенции на завтра. Только потом девушка сообразила, что распоряжается солидными и влиятельными людьми, много старше ее самой: даже не заметив, она стала такой, кем мечтала стать в свой первый день в Ахетатоне — главной служанкой царицы.
И пусть царица была еще не царица, а всего лишь очень усталая, совсем юная царевна, чей отец не годился ни на что, кроме как молиться в храме и заводить дочек. Но она делала то, что нужно, на что никто другой не был способен. Это Нофрет тоже понимала.
Многие слуги царицы Нефертити умерли, но некоторые были живы и все еще находились во дворце. Поскольку им не давали иных приказаний, они отсиживались в ее покоях, почти ничем не занятые. Нофрет расшевелила их именем своей госпожи.
Главный из них, евнух средних лет и внушительного телосложения, осмелился смотреть на нее презрительно. Она уперла руки в бока и показала ему все зубы, что напоминало улыбку очень отдаленно.
— Ах, вот и Сетнеф. А я думала, где же ты прячешься? Моей госпоже нужны помощники, а я такая молодая и неопытная. Если бы ты мог посоветовать…
Ветеран-придворный, конечно, не собирался поддаваться на такую грубую лесть, но все же немного смягчился. Этого было достаточно, чтобы заняться комнатами царицы, распорядиться сменить там мебель и послать за царским живописцем. Он ясно дал понять, что обойдется без Нофрет.
Она ушла вполне довольная, обнаружив, что раздавать приказания довольно приятно. Но еще приятней убеждать людей, что они как бы выигрывают сражение, выполняя ее поручения. Вначале это требовало больше времени и усилий, но потом дело пошло проще.
Нофрет подумала, что царям не лишне обучиться такому искусству, правда, оно не особенно им необходимо. Цари приказывают, а люди подчиняются. Раб должен быть более предусмотрительным.
15
Царевич Сменхкара плыл вниз по реке из Фив на позолоченной лодке так торжественно, как будто уже был царем и Богом. Он прибыл под предлогом того, чтобы забрать тело матери и отвезти в ее гробницу. Но к тому времени всем уже было известно, что во время своего пребывания в Ахетатоне он женится на царевне Меритатон и будет коронован царем Двух Царств вместе со старшим царем.
Невеста ожидала его на берегу реки. Когда ее отец и сестра пришли сказать, как они решили ее судьбу, Меритатон склонила голову и негромко сказала:
— Воля Бога будет исполнена.
Но Нофрет заметила, как блеснули ее глаза под накрашенными веками. Царевна вовсе не огорчилась, что ей придется покинуть мужа-отца ради дяди.
Сменхкара был по-прежнему красив и смотрел так же гордо, сидя в одеянии с безупречными складками на корме своего судна, окруженный тщательно подобранными прислужниками, почти такими же красивыми, как и он, но все-таки чуть меньше. Он носил нубийский парик, которому, как и Нефертити, всегда отдавал предпочтение. Его украшения были из золота, лазурита и синайской бирюзы, ожерелье изображало покровительницу Юга, богиню Нехбет — хищную птицу, распростершую крылья от одного его плеча до другого. Можно было только позавидовать ширине этих плеч, узким бедрам и талии, безупречно стройным ногам. Царевич сидел так, чтобы каждый увидел его во всей красе.
Нофрет не заметила, как и когда она так устала от окружающего мира. Возможно, во время чумы, когда столько людей умерло, а она даже не заболела. Незаметно развеялась и влюбленность в прекрасного царевича. Он был уж слишком безукоризнен с виду, слишком не тронут горем, а ведь умерла его мать. Сменхкара видел только корону, ожидавшую его, и, может быть, краем глаза — невесту, дававшую ему право на эту корону.
