Барбара Картленд - Леди и разбойник
Он покраснел, почувствовав, что кроется за ее словами, но не отвел глаз.
— Наверное, очень неудачно, что мы выбрали именно, ту ночь, когда вы оказались там.
— Для меня это, конечно, было неприятно.
— А до нашего приезда вы были одна, совсем одна?
— По какой причине вы задаете мне эти вопросы, кузен Рудольф?
Он наблюдал за ней, и в уголках его губ внезапно появилась улыбка, словно он был совершенно уверен в себе. Тея сидела очень прямо, взгляд ее оставался спокойным, губы не дрожали, только на нежной шее билась жилка, и Рудольф это заметил. Секунду его взгляд не отрывался от нее, а потом он медленно извлек из кармана небольшой предмет. Еще мгновение он крепко сжимал его в кулаке, словно получая удовольствие от возможности стиснуть его, а потом показал Tee.
— Может быть, вы объясните вот это? — спросил он.
Она взглянула на протянутый им предмет, и сердце у нее упало. На ладони Рудольфа лежала полумаска: черная шелковая полумаска с прорезями для глаз. Тея не пошевелилась, не сделала попытки взять у него маску, по ее пальцы, лежавшие на коленях, крепко сжались.
— Где вы ее нашли? — спросила она, не притворяясь, будто не понимает, что именно он ей показывает.
— В Стейверли, — ответил Рудольф. — Она лежала на туалетном столике в одной из спален.
— В которой? — поинтересовалась Тея.
— В большой, с окнами на портик.
Тея глубоко вздохнула. Это была комната ее отца, комната, называвшаяся Главной спальней, потому что в ней всегда спал глава семьи. В ней стояла большая кровать с балдахином в алькове, занавешенном гобеленами. Полог был из роскошной зеленой парчи, а страусовые плюмажи на четырех поддерживающих балдахин колоннах доходили до потолка.
Лежа на кровати в этой комнате, через большие окна можно было любоваться озером и парком, видеть на горизонте густой темный лес, лежавший на границе поместья. Тея помнила, что, когда отец заболел, она как-то спросила его, не одиноко ли ему днем, когда он остается один. Лежа на подушках, отец улыбнулся ей и ответил:
— В этой комнате мне никогда не бывает одиноко. Она похожа на сторожевую башню, потому что из окон мне видна земля, которую я люблю и которую любили наши предки. Она расстилается прямо передо мной. Я вижу, как голуби летят в лес, в свои гнезда, как олени пасутся под дубами, как куропатки летят на поля пшеницы. А над озером проносятся ласточки, и дикие утки взлетают с воды, отправляясь на кормежку. Разве можно чувствовать себя одиноким, наблюдая за всем, что тебе так дорого?
Тея словно снова услышала отцовские слова, увидела его глаза, сиявшие любовью. С того дня она всегда мысленно называла ту комнату сторожевой башней. И теперь она знала, что Лусиус тоже лежал на этой старинной кровати и смотрел на земли, которые любил!
Да, Лусиус останавливался в Главной спальне, и там, в доме, который принадлежал ему по праву рождения, он сбросил свою личину. Видя черную маску на ладони Рудольфа, Тея вдруг почувствовала к ней ненависть. Кусок черного шелка был символом всего того, что разделяло ее с человеком, которого она любила. Эта полумаска, скроенная из дорогой ткани, поначалу скрывала Лусиуса от отрядов Кромвеля, а потом так же надежно прятала его от людей короля. Но для них обоих она стала такой же преградой, какой был бы обнаженный меч, положенный между ними. Тея с трудом подавила желание схватить маску с ладони Рудольфа и выбросить ее в открытое окно.
Вместо этого она проговорила спокойным и ровным тоном, хотя сердце ее отчаянно билось.
— Как странно, что вы нашли маску в спальне моего отца!
Возможно, вы все-таки не так уж сильно ошибались, считая, что дом навешали джентльмены с большой дороги.
— Очень деликатное наименование для разбойников! Право, кузина Тея, мы могли бы быть друг с другом откровенны!
— Откровенны в чем? — наивно спросила Тея.
Рудольф колебался. Он все-таки не мог заставить себя прямо и открыто признаться, что желает смерти своего двоюродного брата, чтобы унаследовать титул и поместья. Он бил почти уверен в том, что Тея знает, кто такой Белогрудый, и что она отправилась в Стейверли специально для того, чтобы спасти его от ареста. И все же он не мог заставить себя облечь свои убеждения в слова.
Во всем облике Теи была такая чистота, глаза светились такой честностью, что он начинал ненавидеть собственную алчность, хотя и понимал, что не может от нес отказаться. Он принял решение заполучить Стейверли и все, что этот дом символизировал. Маркизат должен достаться ему, чего бы это ни стоило. Однако слабость его характера была такова, что даже в своем злодействе он не мог быть сильным. Пока он колебался, подыскивая подходящие фразы и тут же их отбрасывая, Тея вдруг подалась вперед и взяла маску с его ладони.
— Я оставлю ее у себя, кузен Рудольф, — сказала она. — Конечно, если вы не найдете человека, которому она принадлежит.
С этими словами девушка встала, и не успел он сообразить, что она намерена делать, как она уже оказалась у двери и, быстро присев в реверансе, сказала:
— Мне тоже следует немного полежать, так что прошу меня извинить.
Тея исчезла раньше, чем он успел ее остановить. Она ушла и унесла с собой маску. Рудольф остался один, чувствуя, что каким-то образом его перехитрили и сбили с толку. А Тея у себя в спальне опустилась на колени, прижимая черную маску к губам.
— Боже, молю, храни Лусиуса, береги его! — шептала она. — Защити и спаси его… Ведь я его люблю… Боже милостивый, я так его люблю!
Глава 9
Рудольф захлопнул дверь своей комнаты за только что ушедшим гостем, забравшим последнюю ценную вещь, которая еще оставалась: комплект золотых пуговиц, которые украшали его лучший расшитый камзол. Камзол валялся на полу, и Рудольф раздраженно отбросил его ногой, а потом прошел через комнату и уселся у камина в единственное оставшееся у него кресло.
Комната была очень скудно обставлена, крайне запущенная и грязная, но Рудольф не обращал на это внимания. Опустившись в кресло, он уронил голову на руки.
Кредиторы день и ночь осаждали его. Ни один пользующийся хорошей репутацией торговец уже не отпускал ему товары в долг. Теперь ему приходилось покупать у лавочников, которые еще наивно верили джентльмену на слово и отпускали ему товары в кредит.
Рудольф прекрасно понимал, что так продолжаться не может. Ему необходимо было где-то достать деньги, причем немедленно. Он брал взаймы у приятелей, пока это было возможно, но теперь и этот источник иссяк. Он заложил все свои хоть сколько-нибудь ценные вещи, и вот теперь, когда он расстался даже со своими золотыми пуговицами, у него в доме не осталось ничего, что стоило бы больше нескольких пенсов.
