Барбара Картленд - Наказание любовью
Как ни странно, в хижине, которая поразила Диану своим жалким видом, была удивительная чистота. Огромный чемодан служил столом, и был один старый стул, который кто-то выкинул за ненадобностью.
Было холодно, поскольку жаровня, на которой Нанет обычно готовила и которой обогревалась, сделанная из самодельной решетки на грубо сложенных кирпичах, не была зажжена. Однако перед ней сидели три кошки в надежде согреться.
— Я привел к тебе гостью, Нанет, — весело проговорил доктор, приглашая Диану в хижину.
Старая женщина с трудом подняла голову и внимательно посмотрела на Диану, которой показалось, что Нанет не любит незваных гостей, но вот ее беззубый рот расплылся в улыбке, и она ответила доктору дрожащим шепотом, который, казалось, с трудом исходил из ее горла.
— Нанет говорит, что она помнит вас, — сказал он Диане.
— Да, я видела ее однажды, когда ездила верхом в здешних краях. Скажите ей, мне очень жаль, что она заболела.
Доктор перевел на галльский слова Дианы, но Нанет не ответила. Она лежала и пристально смотрела на девушку, так же, как это было несколько недель назад, когда они впервые встретились. Затем, указав на нее своим костлявым пальцем, что-то хрипло пробормотала, доктор слушал и кивал головой, как бы соглашаясь с этим.
Диана не понимала ни слова, но было ясно, что Нанет говорила о ней. Она сгорала от любопытства в ожидании, когда доктор переведет ей сказанное, но когда Нанет откинулась на подушку от слабости, доктор, прощупав пульс, заговорил с ней мягко и успокаивающе, не обращая внимания на Диану. В конце концов он отдал Нанет бутылочку с лекарством, достав из кармана, а потом весело и ободряюще попрощался с ней.
Нанет лежала с закрытыми глазами. Казалось, она не слышала прощальных слов доктора и опять не замечала Диану. Они вышли, закрыв за собой скрипящую дверь, и с трудом спустились на берег.
— Что она сказала? — спросила Диана.
— Она была в особом расположении духа, — ответил доктор. — Не удивительно, что люди вокруг считают ее ведьмой, поразительно, каким ясновидением обладают эти простые люди. Я думаю, что это компенсирует отсутствие образования, хотя я не уверен, что они ощущают недостаток его.
— Но что же она все-таки сказала? — нетерпеливо повторила Диана.
— Она сказала, что вы заварили кашу, которую теперь расхлебывают другие, а сами не знаете, как потушить пожар в собственном сердце. Она говорила метафорами, как всегда, но, если говорить кратко, мне думается, она сказала, что вы сами являетесь своим худшим врагом. Это правда? — спросил он.
— Боюсь, что так, — ответила Диана. — Я была такой дурой.
— Временами мы все, милочка, бываем дураками, — сказал он мягко. — И нам приходится учиться на собственном опыте.
Диана кивнула в знак согласия и забралась обратно в лодку, и они отплыли от берега.
— Я собираюсь навестить своего нового крестника, — проговорил доктор. — Благослови их Господи, ведь я крестный всех детей, которым помогаю появиться на свет! Как вы можете себе представить, их число к настоящему времени уже исчисляется сотнями.
— А кто же их здесь крестит? — спросила Диана. — Они ездят на материк?
— Конечно, нет, — ответил он. — Иногда священник объезжает эти места, но не так часто приезжает на Ронсу. Старый лаэрд был против любой формы религии, понимаете, и народ больше следовал его советам, чем какого-либо посланника Бога. Однако большинство из них крестил я сам. Матери довольны, и если вера так много для них значит, ритуал проводился по всем правилам.
— А вы сами верите в Бога? — спросила Диана.
— Конечно, — ответил он. — Я бы не проработал все эти годы, если бы не обращался в своих мыслях к Господу нашему. Нет ничего лучше, чем жить среди простых людей на земле, которая более обязана природе, чем цивилизации, чтобы понять, что вам помогает некто более великий, чем вы сами. Вы здесь не можете позвонить и обратиться за помощью, если оказались в беде, как это можно сделать в городе. Проходит несколько дней, прежде чем кто-то обнаружит, что вы больны или голодаете или на вас свалилось несчастье. Вот тогда вам и нужен кто-то близкий, вот тогда почти всегда вы Его и находите.
— Возможно, вы и правы, — проговорила Диана. — Я не думала об этом почти совсем с тех пор, когда была ребенком. Бабушка водила меня на долгие и скучные службы, чтобы потом за обедом услышать, как ругают священника за его негодную службу.
Доктор рассмеялся.
— Да, а у меня нет времени, чтобы посещать службы, и ни малейшего желания их слушать, даже если бы оно у меня и было. Но как панацея от любого несчастья, утешение при любой болезни, — а большинство из нас страдают от них так или иначе, — я считаю, что Бог и вера в него — единственное, что никогда не подведет.
Доктор говорил совсем без помпезности или торжественности. Он порой смеялся над собой и говорил так естественно и легко, как будто вел обычный разговор, но не было сомнения в искренности его собственной веры, и Диана чувствовала, что она была не просто традиционной, а логически и последовательно приобретенной.
Ей было с ним интересно, она не заметила, как они достигли другого конца острова, а вскоре уже карабкались вверх по узким, грубо вырубленным ступеням по краю скалы.
Окруженная маленьким, аккуратным садиком, здесь стояла хижина рыбака. По всему деревянному забору были развешаны сохнущие рыбацкие сети, а на обмазанной варом подставке лежала лодка. Это был трехкомнатный домик, и когда они вошли, Диана обнаружила, что он был разделен ровно на две половины. С одной стороны была кухня и гостиная, а с другой — спальня, в которой лежали мать и ребенок, родившийся накануне.
Доктор объяснил появление Дианы, и радостная маленькая женщина, сидевшая в постели и кормившая своего младенца, приветствовала ее застенчивой, милой улыбкой. Казалось, что она прекрасно себя чувствовала, но Диана узнала, что у нее были очень тяжелые роды, однако она не хотела оставаться в постели, обещала дождаться прибытия доктора, который может разрешить ей подняться.
Диана не могла себе представить, как можно так быстро встать после рождения ребенка. Как часто она посещала своих подруг в Лондоне, когда они лежали бледные и измученные через четыре или пять дней после события и им разрешался пятиминутный разговор в затемненной, благоухающей цветами комнате!
А эта женщина уже завтра будет вести себя так, как будто ничего не произошло — убирать в доме, готовить еду своему мужу, ухаживать за своим ребенком, кормить его.
— Пойдемте, посмотрите на дитя, — сказал доктор Диане, пока она стояла, растерявшись, в дверях, не слишком хорошо себя чувствуя с людьми, с которыми не могла общаться.
