Барбара Картленд - Где же ты, любовь?
Затем, когда он уже решился убежать, почувствовал, будто Туги смеется над ним. Она бы назвала его трусишкой! Да и чего тут бояться? Смешно Майклу Филдингу бояться хилого старика, чья жизнь уже на исходе?
Он положил письмо в карман, а остальные бросил на столик в холле.
«Хорошо, — сказал он Туги, жившей теперь в его сердце, — я поеду, но ты должна помочь мне в этом. Я смущаюсь, как школьник».
Когда он диктовал письма Мэри, он заметил произошедшую с ней перемену. Она казалась более живой и стала красивее, чем была в последнее время. Он уже привык к несчастному выражению ее лица, опущенным вниз уголкам рта, взгляду побитой собаки, вымаливающей прощение у грозного хозяина.
Сегодня утром она улыбалась и даже хихикнула, когда какая-то фраза в письме ей особенно понравилась. Майкл опасался делать ей какие-то замечания, чтобы не повторились снова те сцены, которых он так боялся. Но когда письмо было напечатано, Майкл сказал:
— Ты сегодня, кажется, в хорошем настроении, Мэри?
— Да. Вероятно, воздух Мелчестера идет мне на пользу.
Она улыбнулась, и почему-то ему показалось, что она не желает больше обсуждать с ним свое настроение. Вместо этого она раскрыла расписание его встреч.
— Вы сегодня обедаете в Сити, — сказала она. В пять часов у вас встреча с губернаторами. Сэр Норман Болтис звонил вчера и спрашивал, не сможете ли вы пообедать с ним в «Клэверли» сегодня вечером. Он сказал, что присылал вам приглашение.
— Да, присылал. Не могла бы ты позвонить ему и сказать, что я буду у него в семь часов?
— Да. Что-нибудь еще?
— Пока ничего. Ты будешь здесь весь день?
— Да, — ответила Мэри. — Вы можете мне позвонить, когда понадобится.
— Спасибо, Мэри.
Ему было любопытно, что же могло так изменить ее настроение, но он не посмел спросить, боясь новых истерик.
Майкл вышел из дома и пошел к машине, где его ждал Билл. Мэри улыбнулась вслед отъезжавшей машине и снова принялась печатать письма.
Вскоре ей помешал телефон: звонили из Лондона.
— Не кладите трубку. — сказала телефонистка.
Послышался щелчок, и Мэри услышала голос Синтии:
— Привет, это ты, Мэри? Майкл дома? Я хочу с ним поговорить.
— Его нет. Могу я чем-нибудь помочь?
— Нет, не думаю. А когда он вернется из Мелчестера?
— Я точно не знаю, но не раньше следующего понедельника.
— Как некстати! Я надеялась, что он вернется сегодня!
— Дело в том, что сегодня он обедает у вашего крестного.
— У дяди Нормана? Почему?
Мэри почувствовала в голосе Синтии осуждение и закусила удила.
— Я думаю, что сэр Норман хочет лично поговорить с ним. Он стал большим сторонником Майкла, ты же знаешь.
— Я ничего не знаю. Удивительно, не правда ли?
— Совсем нет. Сэр Норман только один из многих.
— Но ведь он был яростным врагом Майкла!
— А теперь он его яростный сторонник. Так часто бывает.
Мэри говорила высокомерно, радуясь возможности хоть разок поставить гордячку Синтию на место.
— Ничего не понимаю, — пораженно сказала Синтия.
— Вы должны заставить Майкла рассказать вам обо всем этом, — предложила Мэри и добавила: — Еще что-нибудь? Мы очень заняты сегодня утром.
— Нет, ничего, спасибо, — ответила Синтия.
Мэри положила трубку. Все равно она не любит эту Синтию Стендиш. Было приятно думать, что и Майкл тоже не любит ее.
— Мы с Биллом можем позаботиться о нем. — сказала Мэри вслух. Каким-то образом это объединение с Биллом дало ей внутреннее удовлетворение.
Она подумала о его поцелуях прошлой ночью и о том, как он долго и страстно обнимал ее, когда они дошли до ее квартиры.
— Я люблю тебя, Мэри, — сказал он. — Это самая чудесная ночь в моей жизни.
Она тоже прижалась к нему. Было что-то пьянящее в том, что тебя кто-то так любит.
Она снова поцеловала его, потом открыла дверь квартиры и долго стояла по ту сторону двери, прислушиваясь к тому, как он спускается вниз. Он слышала, как отъехала машина, и только потом поняла, что чувствует себя как-то очень странно.
«Что бы это значило?» — спрашивала она себя.
Она же не может быть одновременно влюблена и в Майкла, и в Билла? Или она влюблена в саму любовь? Мэри знала только одно: теперь она уже не одинока.
Все это утро мысли Мэри постоянно возвращались к предыдущей ночи. Чем больше она задавала себе вопросов, тем фантастичнее казалось ей все произошедшее с ней. И все равно она была счастлива!
В ее сердце расцвела весна. Когда Мэри уже решила отправиться на ленч, снова зазвонил телефон. Она сразу сняла трубку:
— Алло!
— Мэри!
На другом конце провода звучал голос Билла.
— Я хотел спросить тебя, как ты?
— Откуда ты говоришь?
— Из телефонной будки. Я только что отвез Майкла на банкет и теперь сам собираюсь выпить чаю.
— Билл, позавтракай по-настоящему. Тебе вредно плохо питаться.
— А тебе не все равно, что для меня плохо или хорошо?
— Ты же знаешь, что нет! Я хочу, чтобы тебе было хорошо.
— Мне лучше, чем когда бы то ни было в моей жизни. Мэри, ты сказала мне правду прошлой ночью?
— А что я сказала?
— Ты сказала «может быть». Это самое чудесное слово, которое я слышал в своей жизни.
— Какие вещи ты говоришь. Билл! — Мэри засмеялась.
— Над чем ты смеешься?
— Над нами! Все так чудно.
— Я так тебя люблю. Мэри.
Их прервал голос оператора:
— Ваше время истекло. Еще четыре пенса, пожалуйста.
— Боюсь, что у меня нет монетки, — сказал Билл. — До свидания. Мэри, увидимся вечером.
— До свидания. Билл.
Их разъединили. Мэри долго сидела и смотрела в открытое окно. Ее губы были приоткрыты, глаза сияли.
Глава 14
Майкл смотрел на «Клэверли» со странным чувством. Это был его дом! Здесь он должен был родиться и расти. Он боялся предстоящего разговора и все равно чувствовал приятное возбуждение от возможной опасности.
Как можно медленнее Майкл подъехал к извилистой подъездной дорожке.
Вечерние тени уже ползли от озера. В его середине, на крошечном островке, стоял небольшой каменный домик.
Все было мирным и красивым. Только огромным усилием Майкл заставил себя думать о громадных фабриках, расположенных всего в полумиле отсюда, о людях, едущих домой в переполненных автобусах, о детях, живущих в тесных домишках и играющих на пыльных улицах.
— Я, наверно, становлюсь слишком сентиментальным, — улыбнулся сам себе Майкл.
Дворецкий провел его через холл в комнату, которую он раньше не видел. Это была библиотека. Там стояли большие кожаные кресла, а над камином висели отличные гравюры.
