Барбара Картленд - Маска любви
Герцогу показалось, что священник быстро взглянул на него, прежде чем ответить:
— Если обряд был совершен католическим священником, союз нерасторжим, разве что в очень исключительных обстоятельствах.
— Каких? — спросил герцог.
— Брак может быть аннулирован только Святым отцом в Риме. Требуется много лет и очень убедительные причины, чтобы такая просьба была удовлетворена. Должен также добавить, что это чрезвычайно дорого.
— А если эти двое не живут вместе, — спросил герцог, — может ли католик жениться снова?
— Это было бы смертным грехом, влекущим за собой отлучение от церкви, — ответил священник. — Невозможно поверить, чтобы католик даже помыслил бы о таком!
Герцог встал.
— Спасибо, отец, это все, что я хотел узнать. Позвольте предложить вам в знак моей благодарности пожертвование для бедных Мальты, а также благодарственное пожертвование за избавление от опасности.
Он вручил священнику большую сумму денег и вышел из церкви.
Солнце играло на воде, почти ослепляя своим сиянием, когда «Морской ястреб» вышел из гавани в открытое море.
Катерина стояла на палубе рядом с герцогом и махала друзьям, которые сегодня встали рано, чтобы проводить их.
Впереди яхты шел корабль ордена, каждый из его больших парусов нес восьмиконечный крест.
— Можно не бояться, что нас снова захватят в плен, — сказал герцог. — Гроссмейстер предоставил нам эскорт до Гибралтара.
Катерина повернула голову.
— Гибралтара? — недоверчиво переспросила она.
— Это наш первый порт захода, — ответил герцог.
Катерина молчала, и он добавил:
— Я подумал, что Неаполь — это лишний крюк, а мне надо как можно скорее попасть домой.
Герцог увидел вопрос в глазах девушки, но отвернулся и, глядя вдаль, подумал, как же им повезло, что они идут домой, а не сидят в темнице в тунисском баньо.
Катерина выглядела очень красивой этим утром, но герцог заметил, что за неделю она похудела и под глазами легли маленькие темные тени, которых не было, когда они уходили из Венеции.
Платье девушки было очень простым, почти что пуританским, но оно шло ей.
Из синего муслина, без всякой вышивки и украшений, и с таким же синим кушаком, оно застегивалось спереди на перламутровые пуговки, а низкий вырез лифа закрывало гладкое белое фишю.
На самом деле и цвет, и строгость платья являлись идеальной оправой для сияния Катерининых волос и бледной полупрозрачности ее кожи.
Но герцог мог понять, что графиня, которая любит пышные наряды и украшения и как все француженки обожает вычурность, нашла бы такую простоту неподходящей.
Они шли уже далеко в море, и Мальта быстро таяла на горизонте. Герцог отвернулся от перил.
— Пойдемте осмотрим яхту, — предложил он. — У меня есть что показать вам.
— С удовольствием, — ответила Катерина.
Но герцог видел, что девушка взволнована известием о том, что они не идут в Неаполь.
Они спустились по трапу и вошли в салон.
Катерина ахнула от восторга. Салон был отделан в бледно-зеленых тонах. Ковер имел более темный оттенок, чем стены, а диваны, мягкие подушки и занавески на иллюминаторах были цвета весенней листвы.
На стенах висели французские гравюры в золотых рамках, и повсюду стояли цветы, присланные им друзьями с Мальты.
— Здесь очень приятно, — восхищенно проговорила Катерина.
— Я надеялся, что вам понравится, — сказал герцог.
Катерина, похоже, не выдержала:
— Вы… возьмете меня… в Англию?
— Если вы желаете ехать со мной. Я хочу сказать вам две вещи, Катерина. Во-первых, на следующий же день после нашего прибытия в Валетту отец-редемптионист выехал в Тунис с деньгами для выкупа остальной команды.
— О, я рада! Я так рада! — вскричала Катерина.
— Во-вторых, я узнал, что один из мальтийских рыцарей отправлялся вчера в Венецию. Я послал с ним Свадебную корону и жемчужное ожерелье обратно вашему дедушке. И письмо с объяснением.
Катеринино лицо потемнело, а глаза расширились от изумления.
— Он также передаст остальные драгоценности маркизу Соранцо.
— Как вы могли? — гневно спросила Катерина. — Эти драгоценности — все, что у меня было! Вы не имели права распоряжаться ими! Они были мои!
— Они не были на самом деле вашими, — поправил ее герцог. — Свадебную корону вам дали на время из Сокровищницы, а прочие драгоценности вы получили обманным путем.
— Но это… все, что у меня… было!
— Я дам вам любые деньги, какие нужно.
— Я не хочу брать… ваши деньги! У меня нет никакого желания быть… благодарной за… банковский чек!
При этом Катерина вспомнила, как герцог обеспечивал Одетту, и он понял, почему девушка пришла в ярость при мысли стать еще одним объектом его щедрости.
— Если вы не позволите помочь вам, — сказал он спокойно, — то что вы будете делать, когда окажетесь в Англии?
— Я… пойду в… монастырь.
— Монастыри для католиков! Краска затопила бледные щеки Катерины. Не дожидаясь, когда девушка найдет объяснение для того, что, он не сомневался, было обмолвкой, герцог сказал:
— Пойдемте, я хочу показать вам остальные каюты.
Как будто не сумев найти слов, чтобы отказать герцогу, Катерина последовала за ним.
Он открыл дверь своей каюты, и девушка вошла. Совсем недавно эта каюта казалась ей безопасным убежищем, хоть их и стерег днем и ночью солдат.
Катерина огляделась и задохнулась от изумления.
Прежде эта каюта была великолепно обставлена, но преимущественно в мужском стиле. Кровать была из красного дерева, а покрывало и портьеры — из темно-красного дамаста.
Но теперь над кроватью висел полог из голубого шелка и белого муслина, падающий с венчика из золотых ангелов и собранный по бокам в большие складки.
Покрывало было из бесценного мальтийского кружева, а занавески на иллюминаторах и мягкий ковер оказались синими, как мантия Мадонны.
— Как красиво, — воскликнула Катерина. — Как восхитительно красиво!
— Я надеялся угодить вам, — ответил герцог.
С этими словами он повернулся к расписному шкафу, в чем-то похожему на тот, в котором девушка пряталась, когда сбегала из Венеции.
Герцог открыл дверцы, и вместо сюртуков Катерина увидела на вешалках платья: простые муслиновые, заказанные ею у мадам Рашель на Мальте, и дюжину других, которые она тогда отказалась покупать.
Эти платья, сшитые из золотой и серебряной парчи, кружев и бархата, атласа и тафты, газа и тюля, поражали своим великолепием, а их яркие цвета завораживали, как радуга.
Девушка молча стояла, недоуменно глядя на них.
Тут герцог взял ее левую руку в свою и, прежде чем Катерина успела понять, что происходит, надел ей на палец золотое обручальное кольцо.