Джейн Фэйзер - Тень твоего поцелуя
– Вы здоровы?
Мария подалась вперед, вцепившись в край столешницы.
– Если не считать тошноты, мадам. Но мне сказали, что после двенадцатой недели она проходит.
Королева снова села поудобнее.
– Понимаю. В отличие от вас мне повезло. Я не испытываю подобных страданий.
Пиппа учтиво наклонила голову, но ничего не ответила.
– Но мы обязаны позаботиться о леди Пиппе, дорогая мадам, – донесся непонятно откуда приятный мужской голос. Пиппа недоуменно моргнула, но в тот же миг рядом с женой появился Филипп. Занавес, отгораживавший стол от стены, слегка колыхался.
– Да, – бесстрастно согласилась Мария. – Она не должна покидать двор. За ней будут присматривать мои врачи.
– В этом нет необходимости, мадам. У меня есть свой собственный доктор, и…
– Нет-нет, – перебил Филипп. – Мы и слушать ничего не хотим. Вам следует иметь такой же уход, как и королеве Англии. Мы на этом настаиваем. Не так ли?
Он повернулся к жене, прося подтвердить свои слова, и та слегка улыбнулась.
– Мой муж, сир, будет крайне вам благодарен, – ответила Пиппа, изумляясь тому, что голос звучит холодно и иронично.
Последовало короткое молчание. Но тут Мария объявила:
– Мы сегодня же пошлем к вам своих врачей. Вы найдете их достаточно опытными в своем деле.
Очевидно, это знак того, что аудиенция окончена.
Пиппа с ловкостью, приобретенной годами практики, встала с подушки, присела перед королем и королевой и попятилась к двери.
Не успела она уйти, как из-за занавеса выступил Лайонел и, поклонившись их величествам, поспешил вслед за Пиппой. Что произошло со времени их утренней прогулки? Всего за несколько коротких часов? Она словно в чистилище побывала! Глаза пусты, лицо как из камня высечено. И похоже, она совсем не сознает, где находится.
Она уже добралась до двери приемного зала, когда Лайонел произнес ее имя.
Пиппа остановилась и медленно обернулась к нему.
Глава 10
– Я собиралась найти вас, – пробормотала Пиппа, потрясенная собственной откровенностью. Она не имела никаких сознательных намерений отыскать Лайонела, но теперь, увидев его, вдруг точно поняла, что ей больше не к кому обратиться.
Лайонел направился к ней.
– В чем дело, Пиппа? Что-то случилось. Что именно? – настойчиво допытывался он.
Пиппа ощутила, как последние барьеры рушатся под пронизывающим теплом его глаз, настойчивостью, звучавшей в голосе. Она подняла глаза, не в силах сразу найти подходящие слова.
– Куда мы можем пойти? – спросила она наконец.
Лайонел оглянулся. В приемном зале толпились слуги, готовя помещение к утренней публичной аудиенции. Все они с любопытством поглядывали на странную парочку, но можно ли было их за это осуждать? Муки и страдания Пиппы казались почти ощутимыми.
– Прочь отсюда, – решил он, сжимая ее руку. – В саду дышится куда легче.
– Да, – кивнула Пиппа. Солнце, воздух, открытые пространства. Ей необходимо все это, чтобы бросить свет на ужасную мрачную неразбериху, лишавшую ее сознания, способности мыслить, уверенности в себе и в том, кто она и что она.
Они покинули зал. Коридоры были забиты возбужденно болтавшими компаниями. Кто-то спешил по делам, кто-то просто прислонился к стене, наблюдая за живописными сценами.
Лайонел передвинул руку Пиппы на сгиб своего локтя, чтобы избежать лишних слухов. И почувствовал, как дрожат ее пальцы. Но она уверенно шагала рядом, не глядя по сторонам, спеша к двери в конце коридора.
Оказавшись на террасе, Лайонел направился к уединенной тропинке, огибавшей огороды на задах дворца.
– А теперь объясните, что произошло.
Пиппа сразу же отстранилась, скрестила руки на груди и посмотрела в небо.
– Вы обнимете меня?
Он немедленно повиновался. Его объятия были нежными, почти нерешительными, но она страстно прильнула к нему и подняла лицо.
– Поцелуйте меня.
Он поцеловал ее так же легко и, хотя понятия не имел о том, что кроется за ее просьбами, скорее отрубил бы себе кисть, чем ответил отказом. Он хотел, хотел держать ее в объятиях. Целовать. Жаждал этого вот уже несколько недель.
Лайонел скользнул ладонями по ее узкой спине, ощущая под корсажем холмики острых лопаток и позвоночник. Она все более страстно целовала его, раскрывая языком губы, погружаясь в рот. В каждом ее жесте, в самой потребности в нем было нечто отчаянное, и Лайонел был принужден отстраниться, сжимая ее тонкую талию.
– Пиппа, – с сожалением улыбнулся он, – не желаю выглядеть неблагодарным грубияном, который не ценит оказанные милости, но все же интересно бы узнать, что послужило их причиной.
Пиппа приложила сложенные домиком пальцы к губам, откуда вырвался поток горьких слов:
– Мне двадцать пять, а я не знаю, как прожить остаток своей жалкой жизни… я как пустая, выброшенная раковина… он обрек меня на существование без любви, без прикосновений… с мужчиной, которого отвращает самый мой вид. Как мне дотянуть до смерти?
Она с трудом втянула воздух в легкие, словно забыла, как дышать, и разразилась новой тирадой:
– Он считает меня круглым ничтожеством, которое можно лишь использовать как прикрытие своим истинным желаниям. Как может он вот так, жестоко, бесчеловечно, отбросить меня, мои нужды и потребности во имя своих?! Он спрятался за мной, как за щитом! И я должна все это выносить! Тянуть, пока один из нас не умрет: нелюбимая, отвергнутая, без ласк и нежных прикосновений, поцелуев и объятий. Никогда не испытать страсти, пока он без помех предается своей. Почему? Почему он выбрал именно меня?
Теперь ее обуял гнев, а в голосе звучали слезы.
– Почему он выбрал меня для чудовищного обмана? Неужели в его глазах я так мало стою? – повторила она, бросая Лайонелу фразу за фразой, словно именно он был виноват во всем. Глаза горели яростью и обидой, ранившей ее в самое сердце.
На какой-то ужасный момент разум отказался ему повиноваться. Неужели ее муж рассказал всю правду о себе? Невероятно, немыслимо! И все же о чем еще она может говорить? Холодный страх сжал внутренности. Она не знает, не может знать о том, что с ней сделали.
Лайонел взял руку Пиппы и взволнованно сказал:
– Не понимаю, о чем это вы.
Его ясные серые глаза испытующе смотрели на нее, пока Пиппа не стала чуть спокойнее.
– Всего лишь о том, что увидела своего мужа в постели с другим мужчиной, – медленно, подчеркивая каждое слово, сообщила она. – Только это я и хотела сказать. И еще, что мой брак – сплошное притворство, фальшь, маскирующие извращенные склонности моего супруга. И в довершение всего я ношу его ребенка: что может быть убедительнее? – У нее перехватило горло. – Теперь у него вообще нет причин приходить в мою постель и делать то, что так ему отвратительно. Вот и все, что я хотела сказать.
