Барбара Картленд - Страсть и цветок
— Вот «Ла пресс», которую вы просили меня купить.
— Умница! Молодец, что не забыла мою просьбу, — похвалила ее мадам. — Обожаю сплетни, а ни одна газета в Париже не умеет подавать их под таким соусом.
Взяв газету в руки, она поднялась и добавила:
— Кстати, «Ла пресс» сообщила вчера, что твой поклонник, русский князь, возвратился вчера в свой особняк на Елисейских полях.
Локита не обронила ни слова. Затем с некоторой опаской она перевела взгляд на мисс Андерсон, однако больная, казалось, ничего не слышала.
Глаза ее были прикрыты, а цвет лица был под стать подушкам, на которых покоилась ее голова.
Желая во что бы то ни стало избежать разговора о князе, Локита сказала:
— Новости сегодня просто ужасные. Все мальчишки вопили по углам об убийстве анархистами великого князя Федора.
Мадам Альбертини издала короткий смешок:
— Опять анархисты! Это сущее бедствие! Никогда не знаешь, какого следующего монарха…
Ее прервал донесшийся с кровати голос:
— Повтори… Локита… кого убили… анархисты?
— Великого князя Федора. Он находился в своем экипаже…
— Позвольте мне взглянуть, — перебила ее мисс Андерсон. — Подайте мне газету.
В ее голосе прозвенела нетерпеливая нотка. Она высвободила из-под одеяла руку.
Удивленная мадам подала ей газету.
На первой же полосе красовался огромный заголовок:
АНАРХИСТ ЗАСТРЕЛИЛ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ. ТОЛПА РАСПРАВЛЯЕТСЯ С УБИЙЦЕЙ
Казалось, мисс Андерсон не в состоянии была отвести взгляд от газетной статьи. Наконец, обращаясь к Локите, она проговорила:
— Сию же минуту пошли за князем Иваном!
— За… князем… Иваном?! — с усилием промолвила Локита.
— Ты меня прекрасно слышала. Отправляйся сию же минуту! Возьми с собой Сержа и Мари, но только приведи его ко мне тотчас же! Нельзя терять ни минуты. — Закончив фразу, она, сломленная внезапным приступом слабости, рухнула на подушки.
Локита, не помня себя от ужаса, закричала:
— Капли, мадам! Быстрее! Ее капли!
Мадам Альбертини знала, как следует поступать, и уже через несколько секунд подносила ложку к бледным, как мел, губам мисс Андерсон. Через мгновение она уже повернулась к Локите:
— Делай, как тебе велено, малышка! Беги за князем. Я чувствую, ей нужно сообщить ему нечто важное.
Локита, которая, вернувшись с улицы, даже не успела снять капор, устремилась вниз по лестнице. Обнаружив в зале Сержа, она решила не терять времени на поиски Мари.
— Скорее за мной, Серж! — крикнула она.
Он повиновался ей, как обычно не требуя объяснений. Через пару минут они уже неслись в экипаже по бульвару Мадлен в направлении Елисейских полей.
Когда Локита покинула князя, сказав, что должна подумать, он упал в глубокое кресло, борясь с порывом догнать ее, прижать к себе и молить о прощении.
Ведь поначалу он был твердо намерен скрыть от нее истину, однако чувственная, впечатлительная его натура находилась под непреодолимым ощущением того, что своим танцем Локита заставила явиться перед ним дух его матери.
Как уже не раз бывало после ее смерти, она явилась ему во всей своей подлинной достоверности.
Однажды, когда его подстерегала опасность, она успела предупредить его. В другом же случае, когда он задумал деяние, недостойное ни его самого, ни его положения в обществе, она сумела помешать его совершению.
Ее влияние всегда было куда более значительным, чем могли предположить знавшие князя люди.
И причина, по которой он до сих не был женат, хотя мать частенько побуждала его это сделать, заключалась в том, что он так и не нашел женщину, наделенную той же добротой и душевной чуткостью, какие были присущи его матери.
Он знал, что по велению совести он открыл Локите свой обман и не дал увлечь себя и ее по дороге лжи.
— Она любит меня! Она любит меня! — повторял он, каждую минуту ожидая ее возвращения.
Он говорил себе, что должен дать ей время подумать, осознать бессмысленность сопротивления власти любви, что захватила их обоих.
Тогда она, как и он, поймет, что важно лишь сохранить их любовь, что все остальные ценности мира — пустой звук.
Часы на каминной полке отсчитывали секунды, но князь не шевелился и ждал.
Прошло не меньше часа, прежде чем он почувствовал, что не вынесет больше этой муки. Он встал и направился в холл, собираясь подняться по лестнице к спальне Локиты.
Ведь она не продержит его у запертых дверей, она впустит его, и тогда он упадет на колени и будет молить ее остаться с ним, потому что он умрет, если она его покинет.
Он уже занес ногу на лестничную ступеньку, когда до него донесся голос лакея:
— Прошу прощения, ваше высочество, собирается ли леди вернуться?
Князь резко повернулся, чувствуя, как кровь вмиг отхлынула от лица:
— Как ты сказал?
Звучание его голоса напугало слугу.
— Может быть, с моей стороны дерзость беспокоить ваше высочество, но привратник стар и глух, и я подумал, что если леди вернется, то я мог бы дождаться ее.
— Ты сейчас говоришь о мисс Лоренс — леди, с которой я обедал и которой отвели здесь комнату?
— Да, ваше высочество. Она вышла из гостиной вскоре после обеда и попросила кликнуть для нее извозчика…
— И ты вызвал экипаж?
— Да, ваше высочество.
Князю стоило больших усилий овладеть собой.
— Куда же она приказала… себя везти?
— Я не расслышал, ваше высочество. Когда я держал для нее дверцу, она что-то быстро и тихо сказала извозчику.
Князь вдруг почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Не помня себя, он добрался до гостиной. Он думал о том, что не имеет ни малейшего представления о том, куда могла отправиться Локита.
Лорд Марстон, рассказывая о своем пребывании у мисс Андерсон, естественно, не счел нужным упоминать ее адрес. Он просто сообщил, что та послала за ним слугу.
Даже после сговора с князем, вторично направляясь в их дом, чтобы привезти Локиту, он никак не обозначил его местонахождение.
Князь с силой надавил пальцами на виски, как бы желая помочь собственному мозгу найти решение.
Лорд Марстон, разумеется, был сейчас необходим, поскольку можно было не сомневаться, что она, как сущее дитя, устремилась к женщине, которая заботилась о ней с того времени, как она себя помнила, — к женщине, бывшей ее ангелом-хранителем на этой земле.
Но, в свою очередь, планы лорда Марстона на сегодняшний вечер также остались неразглашенными.
Когда были окончены все приготовления к лжеженитьбе, лорд Марстон весело обратился к князю:
— После того как «церемония» завершится, я бы не хотел никому мозолить здесь глаза.
