Мэри Бэлоу - Любящее сердце
– Сядь, Берти. Не мелькай у меня перед глазами. И позвони, чтобы принесли третий графин. Если ты не хочешь промочить горло, то я хочу выпить.
– Ты уже достаточно выпил.
– Верно, – согласился Гейб. – Но я еще не так пьян, как мне того хочется. Я все еще в сознании. Будь хорошим мальчиком, пошли еще за бренди.
– Если бы ты не был пьян, – сказал Альберт, – я бы оттаскал тебя за вихры, клянусь. Но если бы ты не был пьян, ты бы не говорил таких безумных вещей. Тебе она нравится, но ты не можешь ее добиться. И поэтому ты позволил себе некоторую вольность вчера. Ну допустим, не некоторую, а значительную. Но все это можно простить и забыть, как, я надеюсь, и поступят Рашфорды, если у них есть голова на плечах. Извинись перед ними, Гейб, или по крайней мере старайся держаться от них подальше. Уезжай из Лондона. Это самое лучшее, что может сделать порядочный человек на твоем месте.
– Но, – угрожающе проговорил Гейб, – меня здесь никто и не считает порядочным, Берти. Если я способен был соблазнить собственную мачеху, то для меня нет ничего запретного.
Сэр Альберт смотрел на друга со смесью жалости и презрения.
– Сейчас речь идет не о тебе. Будь я на твоем месте, я бы велел слугам принести большой кофейник очень крепкого кофе и большой таз с очень холодной водой, чтобы пару раз окунуть в него голову. Перед уходом я оставлю распоряжения. Всего хорошего, Гейб.
С этими словами Альберт пошел к двери.
– Счастливая женщина эта Розали Огден, – пробормотал граф. – Вместе с мужем она приобрела себе настоящую наседку.
Раздраженно хлопнув дверью, Альберт вышел из комнаты.
* * *Граф Торнхилл откинулся на спинку кресла и уставился в стену прямо перед собой. Он закрыл глаза, но лучше ему не стало. Он никак не мог собраться с силами, чтобы встать, подойти к звонку и вызвать слугу. Впрочем, еще один графин бренди вряд ли бы ему помог. Он и так выпил немало. Даже слишком много. Бренди не спасло его от самого себя и от той правды, которая была известна только ему одному. И Керзи.
Сегодня днем Гейб сделал одно замечательное открытие. Оказывается, нечистая совесть и ее муки являются прекрасным противоядием к опьянению. Сколько бы он ни пил, желанное бесчувствие не наступало. Тело его становилось все пьянее, но сознание оставалось чертовски трезвым.
Едва ли он захотел бы бросить перчатку в лицо Керзи и удовлетвориться, запустив ему пулю между глаз или проткнув шпагой его лживое сердце. И дело здесь не в страхе быть убитым. Просто убить Керзи для Гейба не представляло труда, а следовательно, не было интересно. К тому же о причине дуэли вскоре стало бы известно (бог знает, каким образом распространяются слухи), и тогда снова вспомнили бы о Кэтрин, а Гейб не желал ей еще большего бесчестья.
Нет, он выбрал куда более изысканный способ мщения. Для Керзи не может быть ничего страшнее, чем предстать дураком перед светом, чьи законы он так почитал. Выставить красавца Керзи в смешном и жалком виде, показать, что, несмотря на свою незаурядную внешность, безупречные манеры и деньги, он не в состоянии удержать подле себя красивую женщину.
Да уж, сладкая месть.
«Да, я верю вам», – сказала она вчера на балу. Она смотрела на него серьезно и доверчиво сквозь прорези золотой маски, когда он, вальсируя, увлек ее на террасу, играя с ней, как кот с мышкой. И затем он вынудил Дженнифер назвать его по имени.
«Габриэль», – сказала она, и голос ее все еще звучал у него в голове. Как хотелось ему закрыть глаза и не видеть более ее глаз. Но комната вращалась, а ее глаза в золотой маске оставались неподвижными и смотрели ему прямо в душу.
«Я люблю его, – сказала она. – Я люблю его. Я люблю его».
Сегодня у нее крупные неприятности. На нее нападают со всех сторон: члены ее семьи и Керзи. Сегодня она стала объектом сплетен в большей части модных гостиных Лондона. Сегодня у нее тяжелый день.
Да, я верю вам.
Габриэль.
Я люблю его.
Граф покачал головой, потряс ею, но от этого его только сильнее затошнило. Звук ее голоса, нежный и серьезный, не исчезал.
Он спрашивал себя, сможет ли она выстоять бурю, не слишком ли далеко он вчера зашел и не слишком ли далеко завел ее.
«Власть, которой мы обладаем над жизнью других людей», – сказал Берти.
Все шло прекрасно и по плану. Даже лучше, чем он надеялся. Вчера вечером он был близок к полной победе. А завтра можно будет поставить финальную точку, ибо на балу у Рашфордов скорее всего будет объявлено о помолвке. И хотя на ужин перед балом Торнхилла не позвали, он неожиданно для себя получил приглашение на последующий бал.
Именно там он рассчитывал нанести последний удар по репутации мисс Уинвуд. Все должно пройти превосходно. Бал будет абсолютно испорчен. Для всех, за исключением сплетников. Помолвка Керзи будет объявлена недействительной. Он будет унижен публично. Тот факт, что он при этом разрушит репутацию еще одного человека, разрушит раз и навсегда, не очень его беспокоил. Ему и в самом деле было все равно.
Если бы только речь шла не о Дженнифер Уинвуд. Дженнифер Уинвуд, которой придется страдать больше всех остальных участников этой истории. Дженнифер Уинвуд, невинная жертва чужих амбиций. Ее было так легко вовлечь в игру, и все потому, что она всегда готова была поверить лучшему в людях. Потому что она хотела поверить в лучшее в нем, Торнхилле. Потому что она хотела быть ему другом.
Да, я верю вам. Если бы он не был так пьян, он смог бы посильнее прижать ладони к ушам и заглушить ее голос. Но он был слишком пьян.
Габриэль.
Она так произнесла его имя, будто призналась в любви. Так он ей и сказал. Нечаянно он сказал правду. Сейчас звуки его имени совсем не походили на признание в любви. Они звучали как проклятие из преисподней.
Нет, он не мог продолжать. Возможно, теперь было уже слишком поздно для угрызений совести, но ведь лучше поздно, чем никогда. Может быть, то, что сделано вчера, еще можно исправить. Леди Рашфорд сразу же взяла Дженнифер под руку и принялась прогуливаться с будущей невесткой с таким видом, будто беседовать с Дженнифер – ее самое излюбленное занятие. Очевидно, она давала понять окружающим, что не видит в произошедшем ничего особенного. Мудрая женщина! Куда разумнее было поступить так, как поступила она, чем с позором увезти Дженнифер с маскарада.
Возможно, с такой опытной женщиной, как графиня Рашфорд, с грандиозным торжественным обедом и предстоящим публичным оглашением помолвки хлеб сегодняшнего скандала завтра станет уже черствым.
Но все будет так, если он, Гейб, уйдет с ее дороги.
Если он покинет Лондон, не дожидаясь конца сезона. Если вычеркнет себя из ее жизни и жизни светского общества.
