Мэри Маргарет Кей - Индийская принцесса
Аш удалился и, невзирая на совет полковника, отправился к комиссару. Но комиссар полностью разделял взгляды полковника Помфрета, особенно те, что касаются младших офицеров, которые настаивают на встрече с ним незадолго до полудня, а когда им говорят, что время неудобное и надо прийти либо сегодня попозже, либо завтра пораньше, врываются к нему в кабинет с какой-то бредовой историей и требуют, чтобы он, комиссар, немедленно предпринял меры.
– Чушь собачья! – фыркнул комиссар. – Я не верю ни единому слову; и вы бы тоже не поверили, если бы знали туземцев так же хорошо, как знаю я. Не стоит принимать на веру и малой доли того, что они говорят вам. Большинство из них всегда скорее солжет, нежели скажет правду, а пытаться установить истину – все равно что искать пресловутую иголку в стоге сена. Этот ваш друг – Гуптар, или Гобинд, или как там его – либо морочит вам голову, либо чересчур легковерен. Уверяю вас, в наше время никто не решится принять участие в таком деле, о каком вы говорите, и сразу видно, что ваш простодушный друг стал жертвой розыгрыша. И вы тоже, полагаю! Позвольте напомнить вам: на дворе тысяча восемьсот семьдесят восьмой год и закон, запрещающий сати, действует вот уже сорок лет. И едва ли будет нарушен сейчас.
– Но вы не знаете Бхитхора! – выкрикнул Аш, как прежде кричал Сарджевану и полковнику Помфрету. – Бхитхор живет не в этом веке, а тем более не во второй его половине. Вряд ли они вообще понимают, что есть такая вещь, как британский радж, или что он имеет к ним какое-либо отношение.
– Вздор! – раздраженно отрезал комиссар (он обычно обедал в полдень, а уже шел первый час). – Вы преувеличиваете. Совершенно очевидно, что…
– Но вы там не были! – перебил Аш.
– Ну и что с того? Бхитхор находится не в моей провинции и не под моей юрисдикцией, а потому, будь я даже склонен верить в эту нелепую историю – а я, увы, не склонен, – я все равно ничем не смог бы помочь вам. Вашему осведомителю нужно бы обратиться к политическому офицеру, ответственному за ту часть Раджпутаны, – если, конечно, он сам верит в свою историю, в чем я сомневаюсь.
– Но, сэр, я же сказал вам: он не может передать никаких сообщений из Бхитхора, – в отчаянии настаивал Аш. – Там нет ни телеграфа, ни почтовой конторы, и, хотя они разрешают его слуге приезжать в Ахмадабад за лекарствами, они никогда не позволят ему самому поехать еще куда-нибудь. Если бы вы отправили телеграмму политическому представителю…
– Этого я не сделаю, – раздраженно сказал комиссар и поднялся на ноги, давая понять, что разговор закончен. – Мой департамент всегда проводил политику невмешательства в дела других провинций и считал недопустимым давать указания лицам, за них ответственным, которые, поверьте мне, вполне способны компетентно разобраться со своими проблемами.
– Так значит, вы не хотите что-либо предпринять? – медленно проговорил Аш.
– Не столько не хочу, сколько не могу. А теперь я попросил бы вас…
Аш проигнорировал просьбу и еще добрых пять минут доказывал, умолял и объяснял. Но безрезультатно: в конечном счете комиссар просто вспылил и, коротко уведомив Аша, что он лезет в дела, в которых ни черта не понимает (и которые вообще его не касаются), приказал немедленно покинуть кабинет, или часовые выведут его силком.
Аш удалился, сознавая, что напрасно потратил почти два часа и что, будь у него голова на плечах, он бы отправил телеграмму, прежде чем пытаться говорить с кем-либо.
Телеграфная контора оказалась закрытой на время обеда и послеполуденного отдыха, но он вытащил из постели возмущенного служащего и заставил отстучать четыре срочные телеграммы: одну – Кака-джи, другую – Джхоти, третью – тому самому политическому офицеру, который не оказал никакой помощи в истории с попытками раны оспорить условия брачных договоров, и, наконец, четвертую (на случай, если упрямый офицер окажется таким же бесполезным, как в прошлый раз) – представителю генерал-губернатора Раджпутаны в Аджмер. Решение отослать последнюю имело губительные последствия, хотя в тот миг казалось превосходным. Но тогда Аш не знал, кто занимает должность представителя генерал-губернатора в настоящее время, и не потрудился выяснить.
Уломать телеграфиста-евразийца отстучать телеграммы оказалось делом нелегким. Содержание всех четырех привело его в тревогу, и поначалу он решительно отказался отправлять «столь серьезные депеши» открытым текстом. Сообщения такого рода, считал он, следует передавать в зашифрованном виде или не передавать вовсе.
– Говорю вам, сэр, телеграммы – отправления не секретные. Они пересылаются из одной тар-кханы в другую, и очень много разных нахалов прочитывает их по дороге, в том числе курьеры и прочая мелкая сошка, и они разболтают о них всем и каждому.
– И отлично, – коротко ответил Аш. – Я рад слышать это. Чем больше разговоров, тем лучше.
– Но, сэр! – простонал телеграфист. – Пойдет много сплетен и толков. А что, если рана-сахиб в конце концов не умрет? Тогда вы не оберетесь неприятностей, оказавшись виновным в обмане, клевете и тому подобных вещах. И я тоже, ведь именно я отправлял все эти сообщения. Меня могут обвинить в соучастии, и я попаду в беду, а если я потеряю работу…
Для того чтобы преодолеть сомнения телеграфиста, потребовалось пятнадцать минут и пятьдесят рупий, после чего телеграммы были отправлены. Затем Аш отправился в бунгало мистера Петтигрю, начальника полиции округа, в надежде (теперь слабой), что полиция окажется более полезной, чем военная или гражданская власть.
Мистер Петтигрю действительно отнесся к рассказу Аша не столь скептично, как полковник Помфрет и комиссар, но тоже указал, что данным делом должны заниматься власти Раджпутаны, и добавил, что они, вероятно, знают о нем гораздо больше, чем думает лейтенант Пелам-Мартин. Однако он пообещал отправить частную телеграмму коллеге в Аджмере – некоему Карнаби, своему хорошему другу.
– Ничего официального, вы понимаете, – сказал Петтигрю. – Никому неохота лезть на рожон и прослыть человеком, всюду сующим нос. Честно говоря, я не могу сказать, что воспринял эту вашу записку, пришедшую с голубиной почтой, очень уж серьезно. Скорее всего, на поверку все окажется розыгрышем. С другой стороны, возможно, она заслуживает внимания, а потому не будет ничего плохого, если намекнуть об обстоятельствах Тиму Карнаби – просто на всякий случай. Он не из тех, кто предпочитает игнорировать неприятные вопросы, и непременно позаботится о том, чтобы информацию проверили. Я безотлагательно телеграфирую ему, и можете быть уверены: если есть необходимость что-то сделать, он это сделает.
