Виктория Александер - Обольщение джентльмена
— По ночам они, вероятно, по очереди дежурят у дверей вашей спальни, — весело отозвался граф.
— Или вашей, — насмешливо ответила Кейт, и Оливер снова отметил про себя, что в ней что-то изменилось. Он почувствовал перемену накануне, во время вечернего чаепития, а потом и за обедом: Кейт была как-то необычно молчалива, задумчива, да и держаться стала прямее, будто решилась на что-то и собиралась идти до конца. И еще: она больше не смотрела на мир растерянно, как потерявшийся ребенок. У Оливера екнуло сердце — Кейт принадлежала к числу женщин, которые не могут спокойно жить, если чего-то не понимают.
— Что-то не так, Кейт? — деликатно спросил он.
— Почему вы спрашиваете?
— Вы изменились.
— В чем? — Она подошла к стеллажу и начала разглядывать корешки книг, но Оливер почувствовал, что думает она совсем о другом.
— Не знаю. — Он приблизился к ней и прислонился спиной к стеллажу, скрестив на груди руки.
— Зачем вы меня разглядываете? — спросила Кейт, не поворачивая головы.
— Пытаюсь ответить на ваш вопрос. Кажется, внешне вы не изменились, по крайней мере нос все так же великоват.
— Вас это волнует?
— Да, как и многое другое, связанное с вами, о чем я постоянно думаю.
— Ах да, помню — вы закрываете глаза, и тотчас перед вашим мысленным взором возникает мое лицо.
— Неужели я вам это говорил? — ухмыльнулся Оливер. — Впрочем, мои слова — чистая правда. К примеру, ваши глаза…
— Они вас тоже волнуют?
— Еще бы! Что до всего остального… — Его взгляд скользнул по Кейт, и Оливер чуть не задохнулся от желания. Никогда еще ни к одной женщине его не влекло так страстно, как к этой незнакомке. — У вас волнующая фигура, всё это может свести меня с ума.
— Да вы флиртуете со мной самым возмутительным и неприличным образом! — изумилась она.
— Конечно, — дерзко улыбнулся граф.
— И как далеко вы намерены зайти?
— О, еще ни одна из женщин, с которыми я флиртовал, не спрашивала меня о моих намерениях.
— Так каковы же они, ваши намерения?
— Скорее желания. Я мечтаю заключить вас в объятия и покрывать поцелуями до тех пор, пока наши тела не будут готовы к сладостной неге наслаждения. Потом мы переместились бы на диван перед камином, и я любил бы вас с такой безумной страстью, что неземное блаженство нашей близости заставило бы нас забыть обо всем на свете.
— Прямо здесь, в библиотеке? — ахнула она, изображая смущение.
— Да, здесь, в обществе Водсворта и Браунинга, — кивнул граф.
Кейт расхохоталась.
— Признаюсь, это не совсем тот ответ, которого ждет в таких случаях мужчина. Вы ранили меня в самое сердце, — понурил голову Оливер, прижав руку к груди.
— Не выдумывайте, пожалуйста, ничего вы не ранены. К тому же я спрашивала вас про намерения, а не про желания.
— Ну хорошо. Тогда слушайте… я намеревался заключить вас в объятия…
— Вы это уже говорили, — заметила Кейт, подавляя смех.
— Поскольку с минуты на минуту под каким-нибудь благовидным, но нелепым предлогом сюда ворвутся мои кузины, мне придется отложить объяснения, — продолжал граф, глядя ей в глаза. — Скажу только, что сейчас у меня одно намерение — заставить вас улыбнуться.
— О, в этом вы преуспели, — ответила Кейт, и на ее губах действительно заиграла улыбка. — Теперь, если я загрущу, то вспомню вашу страстную речь в библиотеке и улыбнусь.
— А вы грустите?
— Нет. — Она погладила тонкими изящными пальцами корешки книг. — Просто размышляю о некоторых вещах.
— Мой опыт подсказывает, что умная женщина не должна думать слишком много. Ну-ка признавайтесь, что занимает ваши мысли?
— Я думаю, что будет, когда ко мне вернется память, — пояснила она, продолжая гладить корешки, и граф позавидовал томам, к которым прикасалась ее рука.
— Это во многом зависит от того, что именно вы вспомните.
— Я имела в виду, что будет с нами — с вами и со мной?
— Это тоже зависит от того, что вы вспомните, — проговорил Оливер. — Я очень надеюсь, что вы свободны. Если так… — Он набрал в грудь воздуха и произнес на одном дыхании: — Мы могли бы подумать о совместной жизни.
— Очень мило с вашей стороны, — улыбнулась Кейт, но ее зеленые глаза остались серьезными. Очевидно, она хотела услышать другой ответ. — Несмотря ни на что?
— Не понимаю, — озадаченно протянул граф.
— Многое может помешать мужчине и женщине быть вместе.
— Не вижу никаких препятствий, кроме вашего замужества.
— А если я бедна?
— У меня достаточно денег для нас обоих.
— А если мои родственники пользуются дурной славой?
— Мы не будем приглашать их на званые ужины.
— А если они окажутся людьми со странностями?
— Ну, тогда они отлично впишутся в нашу компанию.
— Тогда представьте себе, что наши семьи враждуют между собой.
— У моей семьи нет врагов, мы очень миролюбивые и мало кого раздражаем — по крайней мере не все сразу. Но если вы правы, тогда мы с вами уподобимся Ромео и Джульетте.
— Они плохо кончили.
— Нам повезет больше.
— А если я вовсе не такая, как вы обо мне думаете?
— Не говорите так, Кейт, — покачал головой граф. — Этого не может быть. И мои чувства к вам не изменятся от того, что у вас будет другое имя.
Она несколько мгновений молчала, глядя ему в глаза, потом сказала:
— Я должна вам кое-что сообщить. Я вспомнила…
У Оливера сердце ушло в пятки — неужели она все-таки замужем?
— …свой дом и лицо близкого человека, — продолжала она.
— Вашего мужа?
— Нет, бабушки.
— Слава Богу! — Он испытал огромное облегчение. — Может быть, вы вспомнили какие-нибудь имена или еще что-нибудь в этом роде?
— Пока нет, только какие-то разрозненные обрывки, но надеюсь, в ближайшее время все окончательно прояснится.
— Прекрасно! Если повезет, скоро этот кошмар будет позади. — Оливер придвинулся к Кейт и взял ее руки в свои. За дверью послышались голоса — видимо, там уже готовились к военным действиям кузины. Подавив страстное желание обнять Кейт, граф торопливо коснулся ее губ. — Тогда и продолжим.
Она подняла на него свои русалочьи глаза — в них был страх. Неужели она боится воспоминаний?
— Не нужно, чтобы ваши кузины нас видели, — пробормотала Кейт. — К тому же меня ждет еще одна примерка. Я лучше пойду…
— Мне самому следовало подумать, что я не должен подавать им дурной пример, — усмехнулся Оливер. — Застань я Джен в объятиях Беркли, непременно устроил бы ему нагоняй и потребовал дать слово, что у него честные намерения.
— Какой вы заботливый кузен!
