Барбара Картленд - Нежеланная женитьба
— Похоже, вам никто никогда не говорил, что бродить ночью по улицам Лондона, да еще в одиночестве, крайне опасно.
— Я… теперь понимаю… как это было… глупо… с моей стороны, но мне… хотелось подумать.
— О чем вам хотелось подумать? — Герцог увидел, что Онора залилась краской. — Полагаю, что обо мне?
Онора кивнула.
— А не лучше ли было поговорить со мной о том, что вас беспокоит, а не выдумывать что-то самой, а тем более убегать из дома и бродить по темным улицам?
Онора отвернулась и едва слышно прошептала:
— Мне кажется… это невозможно.
— Но почему? — воскликнул герцог. — В конце концов, Онора, мы же муж и жена, и между нами не должно быть никаких секретов.
Герцог тут же вспомнил, что сам-то собирался втайне от жены вести другую жизнь, о которой Онора не должна была догадываться. Поспешно отбросив неприятные мысли, он сказал:
— Доверьтесь мне. Обещаю, что постараюсь вас понять.
Его голос звучал как никогда ласково, и Онора решилась:
— Мне сегодня тетя Элин… кое-что сказала… но я считаю… этого не должно произойти.
— Я вас не понимаю.
— Тетя Элин сказала… что чем скорее у меня будет… ребенок… тем лучше… а вы сказали, когда я собралась… идти к себе… что скоро… ко мне… присоединитесь.
Несмотря на ее бессвязную речь, герцог все понял.
— И вас это напугало? — спросил он.
— Я никогда не думала… даже представить себе не могла, потому что… мы так… странно поженились… что у нас может быть… ребенок. Ведь мы даже толком… не поговорили друг с другом.
Герцог ненадолго задумался, а потом сказал:
— Я должен извиниться перед вами, Онора, за то, что был не очень к вам внимателен. Теперь я понимаю, какие чувства вы должны были испытывать.
— Вы и в самом деле понимаете? И не… сердитесь на меня? — спросила Онора, и герцогу показалось, что глаза у нее радостно засияли. — Я знаю, как вы меня… ненавидите. Я чувствовала это во время свадебной церемонии… и поэтому… не представляла… как у нас с вами может быть… ребенок.
Герцог не знал, как ему на это реагировать, и попытался объясниться:
— Я хочу, Онора, чтобы вы мне поверили. Это не вас я ненавижу, а то ужасное положение вещей, при котором я вынужден был так скоропалительно жениться, чтобы избежать брака с принцессой Софи.
— Я помню… как вы сердились, — заметила Онора, — когда я попыталась… вам отказать. Но… тетя Элин заставила меня… выйти за вас замуж.
Герцог нахмурился:
— И как же она вас заставила?
— Она предоставила мне выбор. Либо я выхожу за вас замуж… либо становлюсь… монахиней, — откровенно сказала Онора.
— Не может быть! — воскликнул герцог.
— Это правда, — кивнула Онора. — Она сказала, что… на следующий же день… отправит меня в самый бедный монастырь. А я… не могу… принять постриг, потому что не чувствую в себе призвания… стать монахиней.
— Да как такое ей вообще могло в голову прийти! — поразился герцог. — Вы имели полное право отказаться.
— Я не могла, — покачала головой Онора. — Так что… хотя и не было у меня… желания выходить за вас замуж… деваться мне было некуда. Никто из нас… не хотел… этого брака… и я знаю… насколько вам была ненавистна… сама мысль о… женитьбе, поэтому я уверена… нам нельзя… иметь ребенка. Он бы появился на свет… нежеланный и никому не нужный.
Герцог не нашелся, что на это возразить, а Онора продолжала:
— Когда я была маленькой, помню, какой-то знакомый сказал моей маме: «Какая красивая у вас девочка! Наверное, поэтому вы назвали ее Онорой». А мама улыбнулась и ответила: «Вижу, вы знаете, что Онора означает «красавица». Мы с мужем были уверены, что наша дочка ею станет, потому что она дитя любви». А этот знакомый рассмеялся и заметил: «Что верно, то верно. Никогда не видел, чтобы двое так любили друг друга, как вы с вашим мужем. Мы все вам просто завидуем».
Поведав эту историю, Онора вздохнула и тихонько проговорила:
— И мне кажется… если наш ребенок родится… в ненависти, он будет некрасивый, а возможно… и уродливый.
У герцога от ее слов перехватило дыхание.
Он протянул руку и накрыл маленькую ручку Оноры своей ладонью.
— Думаю, последние ваши слова совершенно беспочвенны. Но мне кажется, Онора, что нам нужно начать все сначала и узнать друг друга немного получше, прежде чем строить семью.
Он почувствовал, что рука Оноры дрогнула.
— А если… мы никогда не… полюбим друг друга… и вы по-прежнему будете… меня ненавидеть?
— Я ведь уже сказал вам, что не питаю к вам лично никакой ненависти, — объяснил герцог. — Что, если мы постараемся забыть о причине, вызвавшей нашу свадьбу, и сделаем вид, что мы только что познакомились и теперь собираемся узнать друг друга поближе?
Онора робко улыбнулась.
— По-моему… это неплохая идея.
— Очень хорошо. Тогда так и поступим, — обрадовался герцог. — Только вы должны пообещать мне три вещи.
— Какие же?
— Что больше не будете убегать от меня, что не станете подвергать себя опасности, как это сделали сегодня ночью, и что впредь будете доверять мне и не будете скрывать от меня свои мысли и чувства.
Рука ее замерла, словно эти слова привели Онору в изумление.
— А что, если… узнав их, вы рассердитесь?
— Не вижу причины, по которой это может произойти, — заметил герцог. — Так что давайте рискнем.
Онора улыбнулась уже смелее.
— Если бы я смогла беседовать с вами так, как я прежде беседовала с папой, было бы просто замечательно. С тех пор как он умер… мне было не с кем поговорить… о том, что меня действительно волнует… и я чувствовала себя такой одинокой.
Ее голос прозвучал так трогательно, что герцог ласково сжал ей руку и проговорил:
— Я с нетерпением буду ждать наших задушевных бесед. А сейчас вам пора спать. Спите спокойно и ничего не бойтесь.
— Я… больше не боюсь вас, — проговорила Онора. — По крайней мере… сейчас.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно, и я ощущаю, что и ваши чувства по отношению ко мне изменились.
— Теперь, когда вы заговорили об этом, — подхватил герцог, — мне тоже кажется, что я начинаю вас чувствовать. И знайте, Онора, я всегда приду к вам на помощь в трудную минуту, как сделал это сегодня, и никогда не оставлю вас в беде.
— Вы… правда так поступите? — радостно воскликнула Онора. — Даже если это потребует каких-то затрат?
— Взгляните на меня, Онора! — неожиданно попросил ее герцог.
Онора послушно подняла голову, и герцогу показалось, что никогда прежде он не видел таких глаз — чистых, простодушных и невинных.
