Элизабет Вернер - У алтаря
Бруно, не отрываясь, смотрел в темную пучину, тело его отяжелело так, что старые перила уже трещали и гнулись под руками. Голова все ниже склонялась над бездной, еще миг — и могучие волны поглотили бы его...
Вдруг до него донесся какой-то посторонний звук. Бруно поднял голову и начал прислушиваться. Теперь ветер явственно донес звон колоколов — это звонили в часовне к обедне, церковь звала своего священника. Там, в часовне, верующие ждали появления любимого пастыря, благословения руки, которая едва не совершила тяжкое преступление — самоубийство!
Отец Бенедикт медленно снял руки с перил, которые готовы были в следующее мгновение сломаться под их тяжестью, и отвернулся от манившей его глубины. Звон колоколов напомнил молодому монаху о его обязанностях, ненавистная духовная служба явилась для отца Бенедикта спасением. Колокола звонили все громче и громче, все настойчивее звали его. Он выпрямился и решительными, твердыми шагами пошел вперед, туда, куда влекли его торжественные звуки колоколов, — к алтарю!
Глава 11
— Не сердитесь на меня, батюшка, но я не могу не сказать, что у вас здесь, в горах, дует возмутительный ветер. Нужно иметь десять рук, чтобы одновременно придерживать и шляпу, и накидку, и зонтик, и разные другие вещи — иначе этот невозможный ветер сорвет все в одну минуту и разнесет по свету. И самой трудно удержаться на ногах, того и гляди свалишься в яму, куда никогда не проникает солнечный луч. Будешь сидеть там до тех пор, пока какой-нибудь сердобольный крестьянин не извлечет тебя оттуда! А какие дороги! Даже наш экипаж отказал, — колеса предпочли лучше сломаться, чем катиться по таким ухабам и рытвинам! Мы принуждены были взбираться пешком по этой костоломке, которая у вас называется проезжей дорогой. Вот вам и прославленная красота гор! Я убеждена, что горы созданы для того, чтобы портить людям жизнь, и Господь Бог посылает сюда только тех, кого хочет наказать.
Отец Клеменс только что собирался войти в свой дом, когда услышал за спиной этот раздраженный женский голос. Он быстро оглянулся и с испугом посмотрел на высокую даму с недовольным лицом, которая говорила так гневно, точно он лично был виноват во всех испытанных ею неприятностях.
— Очень сожалею, — смущенно пробормотал старый священник, — но я, право, не виноват, что климат наших гор слишком суров.
Дама громко расхохоталась, выслушав это извинение, и подошла к священнику.
— Ну, конечно, ваше преподобие, вы нисколько не виноваты, — добродушно сказала она, — я ничего и не имею против вас, наоборот, мы, две беспомощные женщины, обращаемся к вам с просьбой приютить нас на несколько часов, если, конечно, это не слишком обеспокоит вас.
Отец Клеменс робко подвинулся к самой двери, внимательно посмотрел на свою гостью и решил, что она мало соответствует его представлению о беспомощности. Дама была высока ростом, и элегантная дорожная накидка не скрывала ее статной фигуры. Левой рукой она придерживала шляпу, съехавшую набок, несмотря на то, что была привязана к голове двумя шелковыми лентами, а правой опиралась на большой дождевой зонтик, который уже успел пострадать от непогоды. Острие его было в грязи — вероятно, он исполнял роль альпийской палки при восхождении на гору.
За высокой дамой стояла тоненькая, изящная девушка в длинном сером непромокаемом плаще, покрывавшем ее от шеи до кончиков ног. Она предпочла совсем снять шляпу вместо того, чтобы все время придерживать ее рукой, и ее локоны разметались во все стороны. «Возмутительный ветер» не приводил девушку в такое отчаяние, как ее спутницу, напротив, он, видимо, даже доставлял ей некоторое удовольствие, так как разрумяненное свежим воздухом личико было очень оживленно, и девушка с трудом сдерживала веселую улыбку, слушая обращенные к священнику грозные речи дамы.
Последний, несмотря на свою робость перед гостьей, тем не менее вежливо пригласил дам войти в его дом.
— Прежде чем мы переступим порог вашего жилища, я должна предупредить вас, что мы протестантки, — заявила дама постарше. — Следовательно, на ваш взгляд, мы еретички в полном смысле слова и притом не желаем, чтобы нас обращали в католичество. Если вам это неприятно, скажите откровенно, мы тогда поищем какую-нибудь гостиницу или постоялый двор.
Отец Клеменс не мог не улыбнуться, услышав столь решительное заявление.
— У меня нет обыкновения спрашивать своих гостей, какой религии они придерживаются, — возразил он. — Я предлагаю свою квартиру всем желающим воспользоваться ею, без различия вероисповедания.
— В таком случае вы представляете исключение среди католиков, — сказала гостья. — Я вообще не верю католикам, простите меня за откровенность. Не понимаю, Люси, что вы находите смешного в моих словах? Мне кажется, вам даже доставляет удовольствие наше ужасное положение. Только этого недоставало! Вы, точно дикая коза, бегали по горам, оставляя меня одну, и, если бы не мой зонтик, я вообще не смогла бы подняться наверх.
Войдя в дом, воспитательница Люси (как вы уже догадались, это была Франциска Рейх) сняла шляпу и накидку, причем не переставала говорить. Она сообщила отцу Клеменсу, что они предприняли маленькое путешествие в соседний город, что с ними был брат Люси, но так как их экипаж дорогой сломался, то господин Гюнтер решил остановиться в ближайшем селе, где он надеется найти какую-нибудь повозку. Лошади, слава богу, не пострадали, и если поиски господина Гюнтера увенчаются успехом, то они еще сегодня вернутся в Добру. Люси и она ушли вперед, а господин Гюнтер остался пока на дороге, где случилось несчастье: надо было придумать, как поступить со сломанной коляской.
— Какой-нибудь экипаж можно найти, — заметил Клеменс, — но нужно, чтобы ваш спутник не медлил, иначе вам нельзя будет ехать — станет темно, а ночью ездить по горам весьма опасно. Если вы запоздаете, то я позволю себе предложить вам переночевать у меня. Хотя комнату, предназначенную для гостей, уже несколько месяцев занимает мой молодой помощник, но он охотно уступит ее дамам, а для вашего спутника тоже найдется место.
Люси все еще не снимала плаща. Она с детским любопытством осматривала незатейливую обстановку комнаты, служившую священнику кабинетом и гостиной. На стенах висели картины, изображающие события священной истории. При последних словах Клеменса о молодом помощнике, живущем у него уже несколько месяцев, молодая девушка внезапно заинтересовалась разговором.
— Где мы собственно находимся, ваше преподобие? — быстро спросила она, и старик очень удивился, что при таком простом вопросе Люси покраснела до самых ушей.
