Чарльз Норрис - Зельда Марш
В передней было сыро, накурено; на линолеуме — следы мокрых ног. У стены под окнами, выходившими на улицу, стояли рядышком плетеные стулья, и какие-то мужчины со сдвинутыми на затылок шляпами и сигарами в зубах внезапно замолчали при входе новоприбывших и с бесцеремонным любопытством оглядели их. Зельда, чтобы скрыть смущение, сделала вид, что рассматривает висевшую на стене железнодорожную карту. Ей в эту минуту хотелось, чтобы Джордж не был одет так вычурно и модно. Он обращал на себя всеобщее внимание, разговаривая с видом важного господина с молодым клерком за конторкой.
— Мы выступаем на будущей неделе в «Мэджестик». Видите ли, мой друг, я из Нью-Йорка, и мы давно странствуем, так что устройте нас получше. Я не желаю получить какой-нибудь чулан над кухней.
— Это у вас самый лучший номер? Ну что же, придется удовлетвориться им. — Потом, обращаясь, к Зельде: — Ведь это только на одну неделю, дорогая. — И снова клерку скучающим тоном: — А швейцара у вас тут не имеется, чтобы втащить вещи? — Зельда незаметно дернула его за рукав.
Молодой конторщик внес багаж, и они последовали за ним по узкой лестнице.
Комната, куда он их ввел, была маленькая, темная и затхлая. Двухспальная кровать с высокой спинкой, деревянные стулья, фарфоровый рукомойник в углу, квадратный столик с пепельницей — больше ничего. Спущенные зеленые шторы были ветхи и изорваны и пропускали свет. Молодой человек с трудом их поднял и удалился. Серый туман, серые потоки дождя, серый вид из окна… Бросив в сторону шляпу, Джордж тяжело шлепнулся на кровать. Зельда открыла корзинку, и «Королева» (кошка, участвовавшая в их водевиле) выпрыгнула, выгибая спину и мурлыча.
— Проклятое животное! — процедил Джордж сквозь зубы.
Его жена ничего не сказала. Будучи замужем только несколько недель, она уже имела некоторый опыт. Она знала, что, если пытаться смягчить Джорджа, когда он в таком настроении, он только выместит раздражение на ней.
— Боже, что за дураки, что за отпетые дураки! — бурчал он, сидя на кровати в своем намокшем от дождя пальто, глубоко засунув руки в карманы. Зельда знала, что это он говорит о них обоих. Она подавила искушение подать реплику и молча продолжала распаковывать вещи.
— К черту! Я этого не потерплю! — Джордж вдруг вскочил. — Я не останусь в этой конуре! Мне завтра выступать! А ты можешь оставаться здесь, если тебе нравится! Тебе все хорошо! Я беспокоюсь о тебе, твоих удобствах, а ты молчишь, как немая! Ты предоставляешь мне со всеми скандалить, добиваться, — а сама… Разве не о тебе я хлопочу? Разве это комната для слабой и хрупкой женщины, спрашиваю я тебя? Брр! Я иду вниз и выскажу этому тупоголовому неучу с прыщавой физиономией все, что думаю о нем и его комнатах! Мы найдем другую гостиницу… Скажи, как мы можем хорошо играть завтра после ночи, проведенной в такой норе?
— Ах, Джордж… — начала было Зельда, сидя на корточках перед открытым чемоданом. Но не докончила. Она и сама была утомлена и расстроена.
— Ну вот, так ты всегда! Всякий дрянной трактирщик может издеваться над тобой и морозить тебя в подобной комнате, а ты и слова не скажешь! Но я, славу богу, из другого теста! Джордж Сельби требует, чтобы к нему относились, как к джентльмену, потому что он и есть джентльмен! И я не позволю…
Последние слова он прокричал уже за дверью, и голос его раздавался по всему коридору.
С минуту она беспомощно стояла на месте, раздумывая, продолжать ли ей распаковывать чемодан или начать снова укладывать вынутое. Никогда нельзя предвидеть, что Джордж способен выкинуть. Она прилегла на кровать в ожидании. Дождь хлестал по стеклам. Боже, как она устала!
Прошло полчаса, час, Джорджа все не было. Она лежала в полудреме, съежившись от холода.
Шесть недель она замужем. А кажется, что уже шесть месяцев. Однако это были удивительные недели. Возбуждение, новые лица, новые места, приключения. После первых дней счастья, смеха, радостной интимности, Зельда в изнеможении, со слезами на глазах стала умолять мужа бросить свое шутовство, иначе он уморит ее. И в один прекрасный день он вдруг стал серьезен, решительно взъерошил свою густую черную шевелюру и засел работать. Он работал до трех часов ночи, исписывая страницу за страницей. Скоро водевиль был готов.
— Ну, и важная вышла штука, Зель, старушка! У меня ее с руками оторвут, вот увидишь!
Он как будто был прав. Бенни одобрил пьесу, предложил позаботиться о постановке и достать кошку и собаку, — участников пьесы, а когда все будет готово, «позвонить» ему.
Добыли белого с черным терьера и белую ангорскую кошку. Но из-за этих новых членов семейства пришлось выехать из «Империала». Приятель Джорджа приютил их. Наконец, Бенни явился с предложением:
— Мюзик-Холл в Харлеме!
— Ничего, ничего, девочка, это не худо! — убеждал ее Джордж.
Однако, когда она увидела этот «театр» с его дешевым великолепием, залом для кинематографа, зазывателем в длинном пиджаке, торчавшим у кассы, где за десять центов покупалось право входа на представление — все ее мрачные предчувствия вернулись. Но публика принимала их хорошо. Правда, смех раздавался в самые неподходящие моменты, но смеялись искренне, от души. Зельда видела, что аплодисменты частично относятся и к ней, что она нравится публике своею живостью и миловидностью.
Джордж, разумеется, весь успех приписывал себе.
Это не задевало Зельду; угнетало ее только то, что Джордж после каждого представления напивался до безобразного состояния и приставал к ней с любовными нежностями, которые ей претили. Потом, в один страшный вечер, с торжественными обещаниями отныне взять себя в руки, он признался жене, что проиграл все их деньги до последнего цента. Зельда долго помнила эту ночь тоскливого ужаса. Что они будут делать? Но наступило утро, солнечное, бодрящее, — и пришло известие от Бенни, что Салливан и К° предлагают им трехмесячный ангажемент на линии от Виннипега до Сиэтла с прибавкой восьми процентов.
И вот они в Виннипеге, в плохонькой гостинице, весь их капитал — пять долларов, и Джордж в одном из своих капризных настроений, когда все не по нем и совершенно невозможно предвидеть, что он выкинет в следующую минуту и в какие новые неприятности вовлечет их!
День угасал, в комнате было почти темно. Ярость ливня истощилась; капли падали медленно, лениво. Сырость пронизывала все тело. В углу жалобно мяукала Королева.
Голоса, шаги, движение в коридоре, звучный хохот Джорджа. Дверь распахнулась, и желтый свет газа упал в комнату. Зельда испуганно приподнялась, поправила сбившиеся волосы и отерла ладонью слезу со щеки.
