Оливия Уэдсли - Принцесса Востока
– Я очень устала, – сказала Каро, когда они вернулись в палатку.
Гамид отодвинул занавес, который вел в маленькую комнату, где Каро уже была раньше.
Занавес закрылся за ней. Она была одна. Она оглянулась вокруг. Высокие вазы с цветами, коробки и флаконы на столе. Золотые ножницы, острые и тонкие, лежали около пушка для пудры.
В соседней комнате Гамид ходил взад и вперед. Она слышала, как он рассмеялся. Раздался чей-то голос. Гамид ответил на вопрос, затем наступило молчание.
Каро стояла, прислушиваясь. Она взяла ножницы в руки. Когда холодный металл коснулся ее руки, она внезапно поняла все. Гамид отчасти был прав. Она играла с огнем, не сознавая опасности. Каро пожала плечами. Она поплатится за свою ошибку. Она посмотрела на ножницы. Мысль о предстоящей смерти наполнила ее холодным отчаянием. У нее не было другого выбора, другого оружия. Она спрятала ножницы на груди, отодвинула занавес и выглянула в палатку.
У входа стояли двое мужчин. Один из них говорил по-английски. Каро вскрикнула.
В этот момент появился Гамид. Его взгляд остановился на ней. Она стояла у занавеса, тяжелые золотые складки которого ниспадали позади нее. Затем он заметил обоих пришельцев.
Один из арабов произнес на прекрасном английском языке:
– Я привез известие для миссис Клэвленд, ваша светлость. Для этого я приехал из Каира. Известие очень важное. Я заехал на виллу, но узнал от горничной, что миссис Клэвленд поехала с вами в лагерь пообедать.
– Не только пообедать, – с невозмутимым спокойствием ответил Гамид. – Вы видите, что миссис Клэвленд чувствует себя здесь как дома! – добавил он.
Произнеся эти слова, он выстрелил, держа револьвер в складках своего бурнуса.
Человек, стоявший перед ним, покачнулся и упал к его ногам. Выстрел был бесшумный.
Все продолжалось лишь мгновение, но Гамид не успел сдвинуться с места, как второй человек прыгнул на него, причем упал его тюрбан.
Каро увидела лицо Сфорцо.
Он не заметил ее. Он в этот момент ничего не видел. Он знал лишь, что Гамид убил его брата и что наконец он сам сможет убить его.
Револьвер Гамида упал на землю. Ударом ноги Сфорцо отбросил его в угол.
Он убьет его, убьет собственными руками этого человека, которого он ненавидел больше всего в жизни. Он отомстит ему за смерть Роберта, за свою поруганную любовь.
Словно дикий зверь, он прыгнул на Гамида, обвил его руками, и Гамид чуть не потерял равновесие от сильного толчка. Однако он удержался на ногах, стараясь схватить Сфорцо за горло. Они дрались почти бесшумно, даже дыхание их было еле слышно, с таким диким напряжением боролись они в смертельной схватке. Лица их были ужасны – посеревшие, искаженные маски с горящими глазами, оскаленными зубами. Оба не произнесли ни звука.
Каро почувствовала сильную боль в пальцах. С тупым изумлением она посмотрела на них. Она с такой силой ухватилась за складки занавеса, что тяжелая парча порезала пальцы до крови, словно ножом.
Снова и снова неясные слова мелькали в ее мозгу: «Ведь это двадцатое столетие, такие вещи не происходят теперь».
Сфорцо и Гамид упали на землю и покатились к ее ногам; она увидела, что Сфорцо брал верх над противником. С огромным усилием он приковал его к земле. Гамид поднял голову, стараясь освободиться.
Взгляд его упал на Каро, горя зловещим огнем.
– Я люблю тебя, – прохрипел он, – люблю, люблю, слышишь? И скоро…
Пальцы Сфорцо сдавили ему горло. Гамид увернулся, и они покатились в смертельной схватке.
Сфорцо собрался с последними силами. Огромным усилием он сжал Гамида в железных тисках, навалившись ему на грудь. Гамид слабел. Он разжал руки и выпустил Сфорцо. На губах Гамида выступила кровавая пена. У него были переломаны ребра. Сильное внутреннее кровотечение лишило его сил и помогло Сфорцо одержать победу над ним. Кровь потоком полилась у него изо рта.
– Я умираю, – сказал он ясно.
Сфорцо поднялся, шатаясь.
Гамид поднял голову и посмотрел на Каро. Дрожащей рукой он провел по лицу, залитому кровью. Глаза его были обращены на нее.
– Я люблю тебя, – прошептал он.
Из его горла вырвался хрип, он прошептал что-то по-арабски и упал навзничь, заметив при этом Сфорцо.
– Собака! – прошептал он беззвучно, стараясь подняться, но не мог. Жизнь оставляла его. Он умер.
Жуткая тишина наступила в палатке. Снаружи раздавался равномерный бой барабанов, звук гобоев.
Сфорцо не глядел на Каро, он неподвижно смотрел на Роберта. Он подошел к нему и опустился около него на колени, взяв его руку, но рука Роберта безжизненно упала.
Тогда он поднялся и оглянулся на Каро.
– Надо бежать, – сказал он. – Идемте.
Каро посмотрела на него. Она не поняла его слов, не понимала вообще, что с ней происходит. Он отстранился и дал ей пройти вперед.
Они вышли из палатки, не боясь быть замеченными, словно не сознавая окружающего, не понимая грозившей им опасности.
Сфорцо притронулся к ее руке:
– Вот сюда.
Направо у костров пировали арабы Гамида. Ночь проходила, близился рассвет. Из темноты выступила неясная фигура араба, державшего двух лошадей.
Сфорцо подошел к нему и молча помог Каро взобраться в седло. Он, подойдя к своей лошади, глухо сказал:
– Я должен вернуться.
– Нет-нет, – прошептала Каро, но он не слышал ее слов.
Она спрыгнула с лошади и, спотыкаясь, побежала за ним, повторяя его имя:
– Джиованни, Джиованни!
Он вошел в палатку и встал на колени около Роберта. Закрыв глаза, он нагнулся над безжизненным телом брата, и его смуглое лицо окаменело в страдании; рука его держала неподвижную руку Роберта. Несказанный ужас охватил Каро в давящем молчании палатки.
Она невольно вскрикнула. При звуке ее голоса Сфорцо поднял голову, словно прислушиваясь.
Мягким и нежным движением он сложил руки Роберта на груди и поднялся на ноги.
Из-за дверей заглянуло чье-то лицо и тотчас же исчезло.
Сфорцо подошел к Каро.
– Идемте, – сказал он.
Она не двинулась с места.
– Я не могу, – прошептала она, – не могу.
Взгляд ее остановился на теле Гамида с застывшей кровавой пеной на губах.
В следующий момент Сфорцо заметил, что звук барабанов и гобоев внезапно оборвался. Наступила тишина, жуткая и глубокая, таящая в себе неведомую угрозу.
Сфорцо подошел к Каро и увлек ее к двери.
Когда они выбежали, спотыкаясь, громкие крики раздались в лагере.
– Каро, – резко произнес Сфорцо, который почти нес ее на руках.
Он опустил ее на землю и, приблизив свое лицо к ее лицу, сказал:
– Вот мой револьвер. Нам придется прибегнуть к нему. У нас нет другого выхода. Слуга Роберта удрал с лошадьми, мы не можем бежать.
Его голос, его слова вернули ее к действительности.
