Элизабет Вернер - Дорогой ценой
Молодой врач вообще лечил своих больных очень удачно, и Агнеса тоже разительно поправилась в последние недели, вероятно, благодаря добросовестности, с которой исполняла все докторские предписания. На ее прежде бледных щеках играл слабый, но свежий румянец, взгляд стал оживленнее, поступь тверже, а обычная робость исчезла, по крайней мере в отношении доктора Бруннова. Безбожие Макса и стремление Агнесы обратить его очень часто сталкивались, и они так углублялись в эту интересную тему, что невольно сблизились. На сей раз девушка тоже прочла своему спутнику целую проповедь, однако он отнюдь не казался подавленным. Напротив, его лицо выражало необычайное удовольствие, доставляемое ему богословским спором.
– А теперь я попросил бы вашего внимания к некоторым земным вещам, – сказал он, воспользовавшись наступившей в разговоре паузой. – Только учтите, то, что я собираюсь сообщить вам, – тайна, и я рассчитываю на ваше безусловное молчание – все равно, исполните вы мою просьбу или нет.
Девушка широко раскрыла глаза, но, пообещав молчать, с напряженным вниманием стала вслушиваться в слова молодого доктора.
– Вы знаете Габриэль фон Гардер, – продолжал Макс, – и знаете также моего друга асессора Винтерфельда. Я слышал от него лично, что он имел удовольствие видеть вас в доме вашего отца.
– Да, я помню, он однажды был у нас.
– Так вот, баронесса Гардер и асессор любят друг друга.
– Любят друг друга? – повторила Агнеса, удивленная и смущенная, находя, по-видимому, этот предмет разговора не совсем удобным. – Да, они по-настоящему любят друг друга, – с ударением сказал Макс. – Но опекун девушки, барон Равен, и баронесса Гардер противятся предполагаемому браку, потому что Георг Винтерфельд не может дать своей будущей жене ни положения, ни богатства. Что касается меня, то я с самого начала был ангелом-хранителем этой любви.
– Вы? – воскликнула девушка, бросив на «ангела-хранителя» критический взгляд.
– Вам кажется, что во мне очень мало ангельского?
– Я думаю, что, во всяком случае, грешно любить кого-нибудь против воли родителей, – был ее немного резкий ответ.
– Ну, тут вы ничего не понимаете, – поучительно произнес молодой врач. – Об этом любовь вовсе не спрашивает, и в данном случае молодые люди совершенно правы. Что же прикажете делать, если родители или опекуны из пустых предрассудков и внешних побуждений разлучают два стремящихся друг к другу сердца?
– Надо повиноваться, – заявила Агнеса с торжественностью, которая сделала ее очень похожей на отца.
– Это совсем устаревшие понятия, – нетерпеливо сказал Макс. – Напротив, следует возмутиться и все-таки пожениться.
По-видимому, в последние недели Агнеса сделала значительные успехи. Она уже не отвечала покорным молчанием на неприемлемые взгляды доктора: она действительно уже научилась быть «премилой упрямицей» и теперь воспользовалась приобретенным умением.
– Наверное, это вы дали такой совет господину асессору? – сказала она.
– Напротив, я приложил все старания, чтобы хоть несколько образумить его. Но, как бы то ни было, мой друг на этих днях уезжает из Р., и ему даже отказано в позволении проститься с невестой; однако он хочет и должен еще раз повидаться с ней и сказать ей последнее «прости». Знаете ли, есть нечто прекрасное в том, чтобы быть ангелом-хранителем чистой, истинной любви. Я знаком с этим чувством, так как сам давно испытываю его.
– Что вы хотите сказать? – спросила Агнеса, начиная вдруг что-то подозревать и сразу ускорив шаги.
– Сейчас объясню, – ответил Макс, тоже прибавив ходу.
Агнеса остановилась, по опыту зная, что убежать невозможно, так как доктор мог выдержать любой темп. Она покорилась и стала слушать.
– Вы говорили мне, что баронесса Гардер как-то была у вас, – снова заговорил Макс. – Если бы это снова случилось и в то же самое время асессор Винтерфельд…
– Без ведома баронессы! – воскликнула возмущенная Агнеса. – Никогда! Это было бы дурно и грешно. Только вы один могли придумать такой план, но я никогда не сделаюсь его соучастницей. Я не хочу!
От волнения и негодования Агнеса вся раскраснелась и бросила на доктора такой карающий взгляд, что ему следовало бы, в сущности, немедленно ретироваться, но Макс оставался прежним закоренелым грешником и смотрел на девушку с явным удовольствием.
«Какова упрямица! – подумал он. – Я ведь знал, что вся эта святая покорность и кроткое терпение просто внушены ей, и как только проклятое монастырское воспитание отходит на задний план, на сцену выступает нечто очень сносное. Мне придется изменить тактику».
– Итак, вы не согласны? – спросил он вслух.
– Нет! – решительно подтвердила Агнеса.
– В таком случае пусть свершится несчастье! Я употребил все усилия, чтобы отговорить своего друга от отчаянного шага, и надеялся с вашей помощью устроить ему хоть прощальное свидание с невестой. А если у него будет отнято это последнее утешение, я ни за что более не отвечаю. Он, вероятно, покончит с собой. Что касается Габриэль Гардер, то она вряд ли переживет его смерть и, наверное, умрет от горя.
– Разве можно умереть от горя? – спросила девушка, видимо испуганная.
– Я уже встречал в своей практике несколько таких случаев, – добросовестно солгал доктор. – И не сомневаюсь, что и здесь мы будем иметь дело с подобным явлением. Баронесса фон Гардер и барон фон Равен слишком поздно раскаются в своей жестокости, так же как и вы, потому что в вашей власти было спасти от отчаяния два бедных сердца.
Агнеса слушала его с глубоким удивлением – до сих пор она вовсе не считала доктора Бруннова таким чувствительным. А доктор ударился в сентиментальность, и так как ему это хорошо удалось, решился на смелый заключительный эффект.
– И я должен пережить подобный момент! – меланхолически произнес он. – Я, который надеялся вести своего друга и его будущую жену к алтарю!
– Вряд ли вы сделали бы это, – перебила его девушка. – Вы ведь сами сказали мне, что никогда не ходите в церковь.
– Я сделаю это, если несчастье будет предотвращено, – сказал Макс. – И кроме того, свадьба – исключение.
При этих словах Агнеса насторожилась. Она слишком усердно относилась к делу обращения, чтобы не поспешить воспользоваться неожиданным счастливым случаем.
– Вы говорите серьезно? – торопливо спросила она. – Вы действительно хотите пойти в церковь?
– А вы исполните мою просьбу и возьмете на себя на четверть часа роль ангела-хранителя?
Агнеса задумалась. Бесспорно, немалый грех покровительствовать свиданию, которое было запрещено и матерью и опекуном; с другой стороны, дело шло о том, чтобы спасти душу для вечной жизни, и это последнее соображение перевесило все остальные.
