Джоанна Мэйкпис - Баронесса де Тревиль
— Ален, ты рискуешь, но…
Барон пожал плечами.
— У Генриха крутой нрав Плантагенетов, унаследованный от предков. Меня могут убить тут же, если решат, что я королевский шпион, но, как я уже говорил, Генрих славится также и своей справедливостью. Надеюсь, он выслушает меня. Мальчиком он, бывало, приходил на помощь младшим, если их обижали. Я верю в успех!
— А что, если ты возьмешь с собой красавицу жену? Генрих, как я слышал, дамский угодник. В этом он похож на своего отца.
Черные глаза Алена грозно блеснули.
— Ты хочешь, чтобы я рисковал жизнью Гизелы?
— Тогда возьми с собой какую-нибудь девушку, — Рейнальд де Турель расплылся в белозубой улыбке, — но не думаю, что леди Гизеле стоит опасаться Генриха, даже если ее мужу отрубят голову.
Ален снова погрузился в угрюмое молчание.
— Она — смелая женщина, — наконец сказал он, — и прекрасная наездница, так что в пути из-за нее задержки не будет. Если я оставлю ее здесь, то одному Богу известно, что она может натворить! Вдруг она вновь отважится ловить разбойников де Котэна?
— Ален, я не хотел бы давать совет, который может подвергнуть опасности жизнь твоей жены, но если она поедет со служанкой и вас будут сопровождать всего несколько человек, то это возбудит меньше подозрений, чем если бы ты ехал один. Ты можешь поселить ее в трактире, а сам отправишься дальше в Девайзес.
Де Тревиль встал.
— Разумеется, я поеду! — решительно сказал он. — Король нуждается в моих услугах, и я ему не откажу. Что касается жены, то это я решу сам.
— Конечно, — улыбнулся в ответ де Турель.
— Значит, увидимся за ужином и… Рейнальд, ты очень меня обяжешь, если не станешь столь явно очаровывать дам, — сказал Ален.
Де Турель тоже встал. Лица обоих друзей были серьезны.
— Храни тебя Господь, Ален, в этом путешествии! Знай, что все мы уповаем на тебя.
Глава восьмая
Гизела не на шутку встревожилась, когда Ален неожиданно рано появился в спальне. Заметив, как он мрачен, она позвала Юона, чтобы тот забрал Хереуарда. Щенок, правда, попытался вскочить Алену на грудь и облизать ему лицо, но был тут же выдворен за дверь.
Олдит, готовящая постель для своей госпожи, тоже с поклоном удалилась.
Лорд Ален стоял у двери и пристально смотрел на жену. Гизела из-за холода надела подбитую мехом накидку. Ее золотистые волосы падали ниже талии. Она встала и прижала руку к сердцу. Что сейчас будет? Они впервые остались вдвоем после того, как она обвинила мужа в трусости. Гизела закусила губу — ей очень хотелось помириться, но она не знала, с чего начать.
Наконец она нерешительно произнесла:
— Я думала… что ты еще побудешь с нашим гостем. Он доволен оказанным ему приемом?
Ответ прозвучал немного резко:
— Учитывая то, что я увидел в купальне, с его стороны было бы неблагодарностью жаловаться.
Она залилась краской и стала нервно теребить шнурки накидки.
— Я… мне объяснили, что таков обычай — хозяйка замка должна помогать гостю, когда он принимает ванну. К тому же там была леди Роэз и…
— Вы обе уж очень старались ему услужить, хотя Рейнальд умеет очаровывать дам, — оборвал жену Ален.
— Он веселый, — продолжала оправдываться Гизела. — Правда, некоторые его шутки немного дерзкие, но…
Ален пренебрежительно махнул рукой.
— В конце концов, он не позволил себе ничего неприличного. Возможно, меня задело то, что он похож на Кенрика Аркоута.
В голубых глазах Гизелы промелькнул ужас.
— Ты все продолжаешь терзаться из-за моих чувств к Кенрику?
— Да, особенно когда я увидел, как ты плакала у его могилы.
— Я ведь объяснила…
— Ты все еще любишь его? — Он в упор смотрел на нее.
— Я до сих пор скорблю по Кенрику и всегда буду его оплакивать. Он был моим другом детства. Я считала, что он — моя любовь, но…
— Но?..
Гизела едва не расплакалась.
— Он не должен стоять между нами.
— Не должен, но, словно призрак, присутствует на нашем супружеском ложе, — резко ответил Ален. — Ты ведь решила превратить меня в орудие возмездия за смерть своего любовника!
Гизела вскочила и набросилась на мужа с кулаками.
— Он не был моим любовником! И вам это прекрасно известно, милорд! Девственности меня лишили вы!
Он поймал ее руки и с силой сжал.
— Мне принадлежит лишь твое тело, но не сердце. Признайся в этом!
— В чем я должна признаться? — Она подняла на него глаза, полные злых слез. — Ты — мой муж. Я тебе не изменяла и никогда не изменю.
— Конечно, раз он умер, у тебя не будет такого искушения.
Гизела сникла.
— Да, он мертв, — безжизненным голосом сказала она, — и я искренне горюю о нем. Ведь в какой-то мере в его смерти виновата именно я! Я попросила его поехать со мной в Брингхерст и попросить у отца моей руки, чтобы спасти меня от нежеланного брака.
Ален ахнул в ответ. Ее слова лишь подтверждали все его опасения.
— Отец принудил меня к этому браку, и ты это знаешь! — вспыхнула Гизела. — У меня не было выхода.
— И не будет! Уж я об этом позабочусь.
— Ну что же, изображай тирана в собственном доме! Держи меня взаперти, можешь побить, если хочешь, ты вправе это сделать.
— Разве я плохо к тебе относился?
— Ты мне угрожаешь!
— Я не угрожаю, а напоминаю тебе, что ты — моя.
Красные пятна проступили у нее на щеках.
— Ты уже сказал — мое тело принадлежит тебе, но, — воинственным тоном уточнила Гизела, — над моей душой и мыслями ты не властен.
— Твоими мыслями о том, что я трус? — сквозь зубы прошипел он, и его черные глаза гневно засверкали.
Она испуганно отшатнулась от него.
— Мне не следовало этого говорить…
— Но ты так думаешь!
— Нет! — У нее пересохло во рту. — Я была вне себя от злости и потом пожалела об этих сгоряча вырвавшихся словах. Я знаю, что ты не трус!
Ален усмехнулся.
— Каждый иногда может струсить…
Гизела молча ждала объяснения.
— Поверь, у меня есть причины, чтобы медлить с задержанием Мейджера де Котэна.
— Я могла бы доказать его виновность, так как видела их главаря — он участвовал в налете на Брингхерст! Стоило только пойти за ним, и я уверена, что он привел бы нас в Оффен.
— Согласен, но тебе придется в этом деле довериться мне.
Гизела беспомощно пожала плечами.
— Я беспокоюсь об Эдвине, Алгаре и… Сигурде, — прошептала она. — Я боюсь, что ты жестоко с ними обойдешься, но они лишь помогали мне, а виновата во всем я.
— Ты, как я погляжу, продолжаешь считать меня тираном, — холодно заметил Ален.
