Элизабет Лоуэлл - Заколдованная
— Если ты коснешься меня, — прошептал Дункан, упиваясь мгновенным откликом, который он будил в Эмбер, — то я не смогу с уверенностью поручиться за свою сдержанность.
В этих словах Дункана слышалось растущее сомнение в том, что ему достанет сил устоять перед-таким прекрасным и абсолютным откликом Эмбер на его ласки. Он раньше и не подозревал, что женщина может желать его так сильно и так глубоко, без всякого лукавства или расчета.
— Темный воин, — сказала Эмбер, — ты никогда не нарушишь данную мне клятву.
Уверенность, — прозвучавшая в голосе Эмбер, отразилась и в чистой прозрачности смотревших на него глаз.
В их сияющей глубине он увидел свой темный образ и еще то, что она всецело ему доверяет.
— Рядом с тобой я кажусь себе карликом, — вымолвил Дункан.
— Тогда не возноси меня так высоко, — прошептала она с улыбкой.
— Распутать тебе руки?
Хотя Эмбер знала, что могла бы освободиться и сама, если бы набралась терпения, ей хотелось, чтобы это сделал Дункан. Ей хотелось, чтобы он также понимал полноту ее доверия к нему, как она понимала крепость его обещания.
Он был человеком чести. Честь была стержнем его гордости и силы. Честь сделала его таким, каков он есть.
— Да, — шепотом сказала Эмбер. — Распутай меня. Но Дункан все еще колебался.
— Обещаю тебе не быть слишком навязчивой. — Эмбер безуспешно попыталась скрыть улыбку.
Ответная улыбка Дункана была из тех, что способны заставить лугового жаворонка запеть в полночном небе.
— Это бы меня очень разочаровало, милая колдунья. Дункан неторопливо склонился к грудям Эмбер, щекоча ее теплом своего дыхания, дразня и возбуждая ее шелковистыми прикосновениями усов и языка. Наградой ему были прерывистые вздохи, тихие вскрики и новые попытки освободиться от одежды, стягивающей ей локти.
— Ты меня искушаешь, — сказал Дункан.
— А ты меня мучаешь.
— Но эта мука ведь сладка?
Он накрыл чашей ладони одну грудь Эмбер, стал легонько ее потягивать и мять, катать тугой бутон соска.
— Да, — выдохнула она. — Очень сладка.
— Но не так сладка, как эти розовые бутончики. Эмбер судорожно вдохнула. Она чувствовала, как страсть пронзает Дункана горячими толчками, когда он смотрит на свои пальцы, лежащие на ее грудях.
— И не так сладка, как твой стон, исторгаемый дерзостью моего рта, — добавил Дункан, опять склоняясь над Эмбер.
— О, мои руки, — прошептала она.
И больше ничего сказать не успела, потому что Дункан просунул могучую руку ей под лопатки, этим заставив ее изогнуть спину, и прильнул губами к ее обнаженным грудям. С прерывистым вздохом наслаждения она отдалась его ласкам, не скрывая, в какой экстаз они ее приводят.
Только когда Дункан оторвался от нее и поднял голову, Эмбер поняла, что он совершенно расшнуровал ее одежду. Привстав, он поочередно стянул оба рукава к запястьям и снял их совсем. Потом стал постепенно спускать одежду дальше, обнажая все новые участки бархатистой кожи цвета сливок и прекрасные линии ее тела.
Хотя Дункан жаждал продолжать раздевать Эмбер, он усилием воли заставил руки остановиться на ее талии. Его пальцы стали легко и жадно ласкать упругую плоть.
Этого обоим оказалась недостаточно. Быстрым, грациозным движением Эмбер села. Порыв прохладного ветра заставил ее вздрогнуть. Инстинктивно она натянула складки плаща, чтобы укутать плечи, и потянулась к шнуркам на груди рубашки Дункана.
— Ты тоже сними рубашку, — сказала Эмбер, распуская шнурки. — Останься только в плаще.
— А если я замерзну? — с легкой усмешкой спросил он.
— Ну, тогда я согрею тебя, не сомневайся. Усмешка Дункана стала шире. Он отбросил плащ. За ним тут же последовала рубашка. Неторопливыми, заботливыми движениями, рождавшими одновременно мучения и восторг, Эмбер снова натянула плащ на плечи Дункана и скрепила его сбоку.
Янтарный талисман у него на груди сиял и переливался каким-то таинственным светом, словно вобрал в себя часть огромной жизненной силы Дункана. Эмбер наклонила голову и легонько коснулась древнего амулета губами в знак почитания.
Лишь после этого она поддалась искушению, которое неотступно преследовало ее — зарылась пальцами в облако темных волос, покрывавших его грудь. С закрытыми глазами и играющей на губах улыбкой она стала «месить» его, как это делает довольная кошка, пробуя мускулистую плоть Дункана ногтями, похожими на нежные выпущенные коготки.
— Мне нравится трогать тебя, — тихо сказала Эмбер. — Когда ты спал своим странным сном, я провела много часов, растирая тебя янтарным маслом, чтобы прогнать жар.
— И это помогло?
— Конечно. Янтарь известен своей способностью изгонять из тела огонь.
— Сейчас он бы на меня не подействовал, — улыбнулся Дункан.
— Почему же?
— Я весь горю от твоих рук.
Эмбер в этом не сомневалась. Она ощущала страстный жар, идущий от тела Дункана.
Мало того, она чувствовала, как истинность его слов льется в нее через прикосновение.
— Будто купаешься в волшебном огне, — прошептала она.
— О чем ты говоришь?
— Когда я прикасаюсь к тебе, я чувствую твою страсть. Улыбка, которой Дункан ответил Эмбер на ее слова, была почти свирепой, но Эмбер не испугалась. Она ощутила его правдивость, и эта правдивость была для него сдерживающим началом. Он дал ей клятву, а такой человек, как он, скорее умрет, чем станет клятвопреступником.
— Но я должна тебе кое в чем сознаться, — прошептала она.
— Почему? Разве я похож на священника? Эмбер рассмеялась.
— Нет, ты похож на того, кто ты есть, — на воина, в ком мужество сочетается с чувственностью.
— Тогда почему ты хочешь исповедоваться передо мной?
— Потому что я только что поняла, что растирала тебя маслом еще долго после того, как опасность горячки миновала.
У Дункана перехватило дыхание.
— Правда?
— Да, — призналась она.
— Зачем?
— Ради запретного наслаждения, которое давало прикосновение к тебе.
Кончик одного из пальцев Эмбер случайно задел сосок Дункана. Внезапный прилив наслаждения, прокатившийся по всему его телу, она ощутила так ясно, словно услышав крик страсти. Ее пальцы вернулись обратно, задержались и стали играть соском с непостижимым искусством, которое не могло проистекать из опыта — его у Эмбер не было. Единственным ее надежным проводником в этом чувственном путешествии была способность воспринимать ответные ощущения Дункана.
— А разве теперь прикасаться ко мне не запрещено? — почти грубо спросил Дункан.
— Нет. Это глупо, но не запрещено, — шепотом ответила Эмбер.
— Почему же?
Эмбер наклонилась и поцеловала сначала один, потом другой сосок. Когда она вслед за этим медленно провела по ним языком, все его тело напряглось от почти невыносимого наслаждения.
