Наталия Орбенина - Перо фламинго
Петя плохо понимал все эти лингвистические тонкости. Он с жадностью смотрел в лицо Зои, которое постепенно становилось из зеленоватого розовым, а дыхание более ровным и глубоким. Между тем Северов продолжал:
– Бегемоты очень опасны, как мы с вами убедились, для купальщиков, для черпающих воду, для тех, кто плывет в маленьких лодках. К тому же, ночью они выходят на поля и пожирают иногда до четверти самого большого хлебного поля. Затем совершают после еды прогулку и вытаптывают все остальное своими неуклюжими лапами. Посему местные жители охотятся на пегемо. Охота чрезвычайно прибыльна. Вы, наверное, успели заметить, тело чудовища футов двадцать длиной, а весом центнеров тридцать. Мясо молодых животных очень вкусно, взрослых – жестковато. Но все же если продать, круглая выйдет сумма! К тому же, лучше такое мясо, чем вовсе без оного! Жир тоже идет на приготовление кушаний, кости покупает токарь, зубы употребляются для резной работы, как и слоновая кость, из кожи делают щиты, шлемы…
Но Петя уже не слушал. Зоя открыла глаза и протянула слабую руку к Лавру.
– Вы мой спаситель! Вы избавили меня от жуткой гибели! До конца дней моих буду молить Бога за ваше здоровье!
И она с такой невыразимой нежностью, с такой благодарностью погладила Лавра по щеке своей маленькой ручкой, что у Пети упало сердце, и он на негнущихся ногах двинулся в свою каюту. Серафима Львовна с болью в сердце смотрела вслед своему наивному мальчику, который получил свой первый урок жизни.
В следующие дни бот с путешественниками приблизился к древним Фивам, верней к остаткам роскошной и многолюдной, богатой и яркой столицы. Стовратные Фивы, что осталось от вашего былого величия? Несколько селений, тянущихся вдоль берега Нила.
– Эль-Акальтег, Абу-Гамуд, Эль-Байрат, Мединет-Абу, Гурнах, Луксор, Кафр, Карнак, Мед-а-Муд – скучным голосом перечислял Северов.
Так как предстояло осмотреть невообразимое количество памятников, приняли решение временно покинуть судно, нанять ослов и лошадей, запастись водой, провизией и отправиться в путь. На берегу Северов долго торговался, жаловался, по обыкновению, на дороговизну и, наконец, договорился с проводником за 10 пиастров в день, лошади за такие же деньги, а осел за 5 пиастров.
Изумленным взорам путников предстали величественный, необъятный храм в Карнаке с его невообразимо высокими и толстыми колоннами, покрытыми разнообразными иероглифами, на вершине которых могло бы расположиться до 50 человек; поражающие воображение скульптуры фараонов, обелиски, священное храмовое озеро, огромный каменный жук–скарабей. Из Карнака в Луксор направились по аллее, которую по обе стороны охраняли тысяча шестьсот сфинксов с головой барана, и вступили в великолепный храм Амона-Ра, единственное свидетельство былого величия могущественных Фив. Перекусив в тени пальм, двинулись осматривать исполинский дворец в Мединет-Абу.
Впереди роскошное строение фараона Рамзеса Второго. Опять величественные колонны, большой двор и посреди него лежащая разбитая статуя фараона. Она оказалась такой огромной, 35 футов высотой, в плечах шириной 21 фут, и разглядеть можно было, только отойдя на определенное расстояние.
К вечеру заночевали на постоялом дворе, который содержал местный копт, а наутро двинулись в царство мертвых, в ущелье Бибан-эль-Мулюк, именуемое еще долиной Царей, так как там нашли свое последнее пристанище древние владыки Египта. Когда они вошли в одну из расчищенных гробниц, то снова Соболев не мог скрыть восторг. Что за чудо выступило из мрака и темноты! В трепещущем неровном свете факелов на стенах ожили люди, запели птицы, заколосились поля. Удивительные краски, как будто их нанесли только вчера! И повсюду, сверху донизу иероглифы, повествующие о славных, но давно минувших днях и деяниях. И все это буйство красок, воспевающее величие жизни, есть мир смерти. Обиталище мертвых, которые хотели таким образом унести с собой в царство тьмы всю яркость земного бытия. Там, в неведомом мире, они продолжали жить с тем, что заботливо приготовили им живые. Профессор поначалу даже не мог говорить, так велико оказалось его волнение. Из состояния восторга его вывел Северов:
– Сударь, сударь, вы под ноги-то смотрите, а то не дай бог, в шахту или колодец угодим!
Соболев скользнул факелом по низу.
– Осторожно! – вскрикнул Северов. – Видите пыль? Так то не пыль, то прах мумий, вспыхнет, и мы пропали!
Пришлось двигаться с большой осторожностью по подземным галереям, залам. Воздух, как и в пирамиде, оказался спертым. Посетили несколько гробниц. Серафима Львовна уже совершенно изнемогала. Сидя в тени нависающей скалы, она подставляла лицо ветру, ища хоть какую-то прохладу, да все напрасно. Подоспевший Аристов вылил немного воды прямо ей на голову. Прощай, аккуратная прическа, но это лучше, чем обморок от избыточного тепла.
– Это, господа, еще не так страшно, – усмехнулся Северов, натягивая вытертую шляпу совсем на нос. – Нынче март, а вот в конце лета, доложу я вам, так в три раза жарче будет!
Песок и солнце, чудовищная, неведомая северному человеку жара, магия смерти, облаченная в прекрасные нетленные одежды, все это заворожило Серафиму настолько, что она казалась не в себе. Будучи почти в обмороке от жары и духоты, она все же замечала первые акты трагедии, которая начала разыгрываться на её глазах.
Зоя, придя в себя после кошмарной встречи с чудовищем, теперь все свое внимание отдавала своему спасителю. Даже Аристов, который до этого хранил вежливую холодность и некоторую отстраненность, крепко пожал руку Лавру и предложил быть ему добрым товарищем.
Серафима Львовна только к вечеру, когда путешественники уже вернулись на бот, и наступила ночная прохлада, окончательно пришла в себя и обнаружила рядом свое несчастное дитя. Мать и сын всегда были так близки, что подчас не надо было ничего объяснять. Петя только всхлипнул разок, а мать уже обхватила его голову и покрыла поцелуями.
– Полно, полно, милый! Так бывает, и ничего в этом страшного нет. Изволь понять, что Зоины чувства оказались очень непрочными, улетели как ветерок, исчезли как рябь на воде. И стоит ли тогда убиваться об этом? Пусть себе резвится!
– Ах, маман! Я так её люблю! Мне так обидно, я был так глуп, так нелеп!
– Полно! Неужто ты бы и впрямь прыгнул в пасть чудовищу? Да он разорвал бы тебя в тот же миг! Да и плаваешь ты неважно. – Серафима Львовна гладила сына по загорелому лицу и любовалась его ангельской красотой, большими влажными карими глазами, упругими кудрями. О чем ты плачешь, милый мальчик, у тебя впереди будет много любви и счастья!
– Лучше бы я погиб, но погиб как герой, защищая свою любовь! – продолжал стенать Петя.
