Кортни Милан - Доказательство любви
Дженни попыталась отгородиться от него, положив руки ему на грудь.
– Это вовсе не оправдывает ваше поведение. – Она сделала попытку оттолкнуть его.
Он не сдвинулся с места.
– Так вы не отрицаете этого?
– Это не совсем так, – проговорила она. – Вы не понимаете Неда. Вы никогда и не пытались его понять. Он ни разу в жизни не слышал от вас ни одного одобрительного слова. Вас не было рядом, когда его выгнали из Кембриджа, и вы не понимаете…
– Вы играете на его худших страхах. И вы не обманете меня. Сомневаюсь, что вам удастся обмануть даже себя. Вы не помогаете ему. Мир не место для понимания и одобрения. Когда однажды Нед займет мое место маркиза, вы думаете, кого-нибудь озаботит тот факт, есть ли у него друзья? Ему не надо быть счастливым. Ему нужно быть готовым. Взгляните на него хоть раз моими глазами, мадам Эсмеральда.
Дженни снова прислонилась к холодной стене.
– Если бы у вас было хоть малейшее понятие о дружбе, вы бы не просили меня его покинуть.
– Если вы не думаете о Неде, подумайте о себе. Я признаю, что вы выглядите весьма прелестно и представительно, когда не пытаетесь играть роль цыганки-гадалки. И я не могу не восхищаться вашим интеллектом. Но посмотрите хоть раз на себя моими глазами. Что, вы думаете, я вижу?
Дженни закрыла глаза. К сожалению, она не могла заткнуть также и уши, не могла унять нервную дрожь, охватывавшую ее всякий раз, когда он прислонялся к ней ближе.
Он с силой провел пальцем по ее щеке, оставляя на коже тонкую белую линию.
– Ты обманщица и мошенница. О какой дружбе ты вообще можешь говорить? Сколько денег ты украла у Неда? И ты даже не можешь назвать ему свое имя.
Правда обожгла ее изнутри. Он приподнял ее голову за подбородок. Когда она открыла глаза, картинка перед глазами поплыла. Усилием воли Дженни остановила появившуюся слезу.
Она не упала.
Но Гарет не упустил того момента, когда ее глаза увлажнились, коснулся пальцем уголка ее глаза и нарисовал влажную полоску на ее щеке.
– Ты не можешь назвать Неду своего имени. – Голос его дрогнул. – Но ты можешь сказать его мне.
– Если вы обо мне столь низкого мнения, то почему касаетесь меня?
Его рука замерла на ее подбородке. Ноздри расширились.
– Потому что, – грубо ответил он.
– Вы видите больше, чем говорите. – Она хотела в это верить. Должна была. – Когда вы смотрите на меня, вы видите…
– Я не вижу ничего иного, – произнес он отрывисто, – кроме того, что мне было бы чертовски приятно тебя трахнуть.
А потом он склонил голову и поцеловал ее. Но в его объятиях не было ничего нежного и милого. Его губы впились в ее, едва сдерживая ярость. Господи, как же она хотела оказаться в его объятиях, жаждала ответить на его поцелуи. Она хотела, чтобы он любил ее, хотела открыть ему все свои женские тайны. Она желала того, подумала она с горечью, чтобы он заботился о ней.
Но не могла. Гарет не целовал ее как любовник, он целовал ее, будто она была мошенницей и обманщицей, а его грубые объятия служили подтверждением ее вины. Она хотела его, но не так. Ни за что.
Дженни сомкнула губы и яростно замотала головой.
– Прекратите. – Она умоляла его, ее дыхание прервалось.
– Нет. – Он снова придвинул к себе ее лицо и наклонился.
Дженни отвесила ему пощечину. Она вложила в нее все силы. Его голова резко откинулась в сторону.
Он медленно опустил руки. Недоверие отразилось в его бешеном взгляде.
Дженни встряхнула ноющую и покрасневшую от удара ладонь.
– Меня не волнует, кому я лгу. Меня не волнует ваш титул. Когда я вижу себя, я вижу женщину, заслуживающую больше чем крупица вашего уважения. И не смейте прикасаться ко мне, если не согласны с этим.
Лорд Блейкли провел рукой по своей щеке и уставился на нее.
– Проклятье.
– А вы знаете, что я вижу, когда смотрю на вас?
– Меня это не волнует. – Он скрестил руки на груди. – Меня не волнуете вы. Меня не волнует мой поверенный. Меня не волнует эта чертова дружба. Вы все можете идти к дьяволу. Я попытался. Черт возьми, мои попытки никогда не приносят ничего хорошего.
Разрозненные кусочки выстроились в стройную мозаику. Ярость, бушевавшая в его взгляде. Его несчастный вид. Его гнев. Не желая того, Дженни разглядела, что стоит за этой бешеной вспышкой. Он попытался завязать дружбу со своим поверенным. И его попытка провалилась. Это неудивительно. Нельзя приказать быть другом, а лорд Блейкли имел слишком мало опыта в завязывании иных отношений.
– Лорд Блейкли, – медленно произнесла Дженни. – Меня не касаются ваши безуспешные попытки завязать дружбу. Я вовсе не хочу быть козлом отпущения после того, как вы пережили крах своих надежд.
– Это совсем не так, – угрюмо заметил он. – Я действую так, потому что это доставляет мне удовольствие.
Дженни вздохнула.
– Вы же умный человек. Иногда вы даже поступаете, как умный. Не обманывайте сами себя.
Он сжал пальцы в кулак.
– Я просто не завожу друзей. Вам легко…
– Дружба – это очень просто, милорд. Даже такие простые люди, как я, способны на это. Все, что вам нужно сделать, – так это попытаться найти общее, что есть у вас и у другого человека, и поговорить об этом. Остальное сложится само собой. Попытайтесь разговаривать, а не приказывать. Постарайтесь видеть в человеке хорошее, а не дурное.
Лорд Блейкли потянул манжеты, застегивая их с педантичной аккуратностью. Он опустил голову и внимательно посмотрел на свои ладони. Его челюсть дрожала. И когда он вновь поднял голову, она увидела в его взгляде холодную и жестокую пустыню, грубую, лишенную малейших признаков жизни.
Она сказала это, чтобы ранить его. Но внезапно жалость охватила ее, и, не успев обдумать своих слов, Дженни произнесла:
– Господи, лорд Блейкли. Вы и в самом деле очень одиноки.
Мгновенная тишина. Наконец он развернулся:
– Мне лучше уйти.
Дженни не оставалось ничего другого, как закрыть за ним дверь.
* * *
На следующий день после вторжения лорда Блейкли Дженни придирчиво осматривала черные драпировки, накинутые на ее мебель, в третий раз. Драпировки свисали четко и симметрично, точно так же, как это было и две минуты назад, когда она проверяла их в последний раз. Маленькие медные колокольчики позвякивали от легкого дуновения ветра, доносившегося из приоткрытого окна. Она выбрала их, поскольку перезвон вносил ноту восточной экзотики в атмосферу ее «кабинета». Рассуждая логически, она понимала, что все подобрано правильно и соответствует духу тайны и мистики, который она пыталась создать.
И, хотя, открывая дверь Неду, она ощутила привычный аромат сандалового дерева, ей показалось, что чего-то не хватает, что-то упущено. И это не было нечто материальное, что можно было бы вернуть благовониями или искусной драпировкой. Нет, пропало что-то гораздо более важное. Ее сердце не лежало больше к этому занятию.
