Барбара Картленд - Волшебные чары
«Недосягаемое!»
Она, казалось, слышала его, повторяющего эти слова насмешливо и тем сухим голосом, который приводил ее в смущение.
«Недосягаемый! Недосягаемый!»
Глава 7
Гермия не смогла уснуть в эту ночь.
Она крутилась и поворачивалась, все время думая о маркизе и о том, что, если она выйдет за кого-нибудь другого или возвратится в свой отчий дом, она никогда его больше не увидит.
Кроме того, она боялась за него, и хотя он смеялся над озабоченностью и тревогами Хиксона, Гермия продолжала думать, что каждый час каждого дня он находится в опасности, исходящей от его кузена.
И вчера, на балу, не оставляя этих мыслей, она спросила пожилого человека, присутствовавшего там:
– Вы не знаете, нет ли здесь случайно Рошфора де Виля?
Прежде чем ответить, он взглянул на нее с удивлением:
– Я не могу представить себе, чтобы наша хозяйка потерпела в качестве гостя такую сомнительную личность!
Гермия промолчала, и, спустят минуту, он засмеялся и сказал:
– Да и сам де Виль не чувствовал бы себя хорошо в такой компаний.
Она вопросительно посмотрела на него, и он объяснил:
– Де Виль проводит свою жизнь в ночных клубах дурного пошиба, либо с цыганами на Пустоши Хэмпстед, либо – как я слышал недавно – с цирковыми артистами, акробатами на трапециях, выступающими на Воксхол Гарденс.
– Почему он любит таких людей? – удивилась Гермия.
Ее компаньон пустился в длинные объяснения сомнительной репутации кузена маркиза и о том, как его сторонятся в обществе.
Гермия при этом вспомнила, что маркиз говорил ее отцу о двух из нападавших на него, которые были смуглы и казались иностранцами или цыганами.
Она думала, что должна предупредить маркиза, чтобы он не приближался к Пустоши Хэмпстед, но сомневалась, что он послушает ее.
Она была уверена, что он просто рассмеется и скажет, что о себе может позаботиться сам.
«Если Рошфор де Виль намеревается убить его, он сделает это», – решила она.
От этой мысли она чуть не заплакала, ощутив себя столь беспомощной.
Ей стало жарко. Она отбросила покрывала и, выскользнув из постели, вновь подошла к открытому окну.
Гермии казалось, что ей нужен свежий воздух, на самом же деле она хотела еще раз взглянуть на луну и помечтать о маркизе.
Ей приходилось заставлять себя примириться с фактом его недостижимости.
Высунувшись из окна, она посмотрела вдоль задней стены дома на дальний его конец, где, она знала, спал маркиз. Унаследовав дом, он не изменял его фасада, выходившего на Пиккадилли и выглядевшего очень внушительно.
Задняя же стена была довольно скучной, но он добавил к ней балконы из кованого железа, которые только что входили в моду.
Гермии говорили, что все дома, построенные в Брайтоне, куда потянулся весь высший свет вслед за принцем-регентом, были украшены такими коваными балконами.
Те, которые распорядился пристроить маркиз" были прекрасной работы, и окна парадных залов на втором этаже были обрамлены теперь большими балконами искусного и сложного дизайна, которые возвышались на метр, окружая подоконники.
Те же, которые украшали третий этаж – где находились спальные комнаты, – были вдвое ниже, но не менее изящны.
Этажом выше каждое окно было, окружено лишь имитацией кованого балкона.
Из сада, куда выходили окна, задней стены, вид был очень впечатляющим.
Высунувшись из окна и оглядывая балконы, Гермия пришла к выводу, что маркиз великолепно обновил вид своего лондонского дома.
Глядя в сторону его спальни, которая была на одном уровне с ее комнатой, она подняла глаза и ей показалось, что у края крыши, удерживаема" лишь балюстрадой, лежит дымоходная труба, очевидно, каким-то образом свалившаяся туда.
Она подумала, что, должно быть, никто не знает об этом, и собралась утром сказать слугам.
Но вдруг то, что показалось ей сначала кучей камней на крыше, задвигалось, и она поняла, что это человек, перегнувшийся с крыши, чтобы разглядеть что-то внизу.
На какой-то миг она подумала, что это, должно быть, рабочий, но уж очень странное время выбрал он для работы на крыше.
И тут она увидела в лунном свете, что там был не один человек, а двое.
«Должно быть, что-то случилось», – решила она.
И вдруг она внезапно вспомнила, что сказал ее партнер на балу прошлым вечером.
«Акробаты на трапециях в Воксхол Гарденс!»
Она оцепенела и почувствовала, как молния страха пробежала по ней, ибо поняла, что маркизу грозит опасность, Гермия как будто снова услышала Хиксона, говорившего ей, что его господин считает, что никто не сможет войти в его спальню, если не превратится в паука или в муху, способную влететь через окно.
«Это как раз и хочет сделать его кузен!» – в ужасе сказала себе девушка.
Она бросила еще один, последний взгляд вдоль стены и увидела, что один человек был уже на самом краю балюстрады, и ей показалось, что через его плечи перекинуты веревки.
Было очевидно, что другой начал медленно опускать его вниз, к окну в спальне маркиза.
С криком, застрявшим в ее горле, она повернулась и, толкнув настежь дверь спальни, подобрала свою ночную рубашку и бросилась бежать по коридору, ведущему к другому концу дома.
Коридор был длинным, и на бегу Гермия с отчаянием думала, что, если она опоздает, Рошфор де Виль или тот, кого он нанял убить маркиза, исполнит свою зловещую задачу, прежде чем она сможет спасти его.
Убийца скорее всего войдет в спальню и ударит маркиза ножом, поскольку это не произведет шума.
И все же она не была уверена в этом. Им быстрее и, быть может, проще застрелить его с балкона.
Тогда преступник будет сразу поднят обратно наг крышу, прежде чем кто-либо увидит его в таком необычном месте.
Все это пронеслось в ее голове, пока она бежала по мягкому ковру мимо комнаты леди Лэнгдон, мимо пустых резервных комнат, за которыми располагались спальные апартаменты маркиза.
Сердце яростно колотилось в ее груди.
Она знала это, поскольку леди Лэнгдон провела ее однажды по дому и показала спальню маркиза, сказав:
– А это помещение традиционно считалось апартаментами хозяина дома, где спали мой отец, мой дедушка и мой прадед. Это единственное место в доме, которое Фавиан не переделывал, оставив его точно таким, каким оно было. Мне нравится это, потому что навевает столько воспоминаний моего детства!
Гермия запомнила эту большую, очень внушительную спальню с двумя окнами: одним, выходящим в сад, и другим, с противоположной стороны дома, откуда можно было видеть кусочек Грин-парка.
Наибольшее впечатление на Гермию произвела огромная кровать с четырьмя столбами, занавешенная малиновым бархатом. Задняя сторона кровати была украшена огромной копией герба маркиза, выполненной цветными красками.
