Шеннон Дрейк - Русалка
— Хорошо, Ондайн. Девушка улыбнулась и спросила:
— Клинтон, но если никому не позволено притрагиваться к этому великолепному животному, кроме хозяина, не предложите ли вы мне какую-нибудь другую лошадь, чтобы покататься?
Его улыбка тут же пропала, и он сильно смутился. Подойдя к Дракону и подняв переднюю ногу жеребца, Клинтон принялся сосредоточенно чистить копыто. Не поднимая низко наклоненной головы, он спросил:
— Вы обсуждали этот вопрос с Уориком?
— А что, это необходимо? — удивилась Ондайн.
— Боюсь, да, миледи.
Он опустил лошадиное копыто на землю и выпрямился:
— Мне сказали, что вам запрещено выезжать. — И, пытаясь смягчить свои слова, добавил: — Может быть, вы потрудитесь отыскать Уорика и поговорить с ним об этом? Я бы с радостью дал вам самую лучшую лошадь.
Она недоверчиво покачала головой. Ее голос охрип и дрожал от напряжения:
— Вы хотите сказать, Клинтон, что граф запретил мне кататься даже вокруг поместья?
Клинтон грустно улыбнулся и спокойно произнес:
— Теперь вы можете спросить об этом его самого, миледи. Ондайн поймала его взгляд, устремленный куда-то за ее спину, и быстро обернулась.
В дверях стоял Уорик, одетый как будто для работы — в простые желтовато-коричневые панталоны, домотканую белую рубашку с широкими рукавами и шнуровкой на груди и высокие сапоги, доходящие до середины бедер. Он выглядел как пират, зорко охраняющий наворованные драгоценности.
— Доброе утро, миледи, Клинтон.
— Доброе, Уорик. — Клинтон снял шляпу. — Прошу прощения, но мне кажется, что миледи хочет перемолвиться с тобой парой слов наедине.
Клинтон, насвистывая, вышел. Ондайн вспомнила о слежке, но теперь ей было на руку, что Джек, увидев, как она вошла в конюшню, позвал хозяина.
Уорик улыбнулся, вежливо приподнял шляпу и заложил руки за спину.
— Моя госпожа?
Ондайн горько улыбнулась.
— Милорд, оказывается, мне запрещено выезжать верхом? Уорик не ответил. Он подошел к Дракону и стал что-то нежно нашептывать, то пощипывая его за уши, то потирая бархатный нос. Лошадь отфыркивалась.
— Уорик! — повторила она, теряя терпение и раздражаясь еще сильнее оттого, что наступила ногой в грязь.
— А вы ко всему прочему умеете ездить верхом, миледи?
— Не все же мне воровать лошадей! — огрызнулась она в ответ.
— Да, миледи, — ответил он решительно и предостерег коротким и угрожающим взглядом, что не намерен терпеть ее выходки. — Вам запрещено кататься верхом.
А она так рассчитывала на скорое освобождение! Очередная неудача вызвала в ней прилив безумной жалости к себе. Что же на самом деле это за человек? Вчера ночью он был соблазнительно нежен; сегодня снова холоден как лед и грубым тоном отдает приказы, словно кнутом хлещет. Ондайн сжала за спиной кулаки.
— Но почему?
— Потому что это опасно.
— Скорее потому, что вы находите это опасным, мой лорд Четхэм! Очень надеюсь, что вы перемените мнение! Вы сами вряд ли ездите верхом лучше, чем…
— Чем вы? — вспыхнул он, круто развернувшись от лошади. — Леди, я сказал «нет». И уверяю вас, что я не сомневаюсь ни в одной из ваших способностей.
Слезы защипали ей глаза; она изо всех сил старалась обходиться с ним вежливо и разумно, но ей еще ни разу этого не удавалось.
— Значит, я заключенная? — крикнула Ондайн, чувствуя, как нарастает в ней гнев.
Уорик шагнул к ней.
— Да кто угодно, кем вам заблагорассудится себя считать, графиня, — тихо сказал он и улыбнулся перекошенной от презрения улыбкой, как будто безуспешно боролся с искушением поддеть ее.
— Нет, я этого не потерплю! — зашипела Ондайн в ответ, подумав, что сам он не раз уезжал по ночам, жил как хотел и при этом шпионил за каждым ее шагом. Безумная ярость овладела ею. — Я не потерплю этого! — крикнула она еще раз. — Я не вещь, не ваша собственность и не ребенок, чтобы сидеть взаперти! Я буду поступать как сочту нужным, черт бы побрал вас с вашим спектаклем!
Исполненная ненависти и ослепленная гневом от бесконечно пренебрежительного взгляда его прищуренных глаз, Ондайн шагнула ему навстречу, забыв об осторожности:
— Я больше не играю в ваши игры, милорд, да еще и на положении узницы!
— И больше не посмеешь мне приказывать, низкопробная шлюха… — глухо пророкотал он, но не успел закончить начатую мысль, поскольку ее кулак, за секунду до этого сжатый за спиной, быстро пронесся в воздухе. Тяжелый удар, сопровождаемый проклятиями, обрушился на него.
— Негодяй, мерзавец…
От неожиданности Уорик отступил назад. В следующее мгновение Ондайн опомнилась и увидела, как наливается в нем бешенство. Она вскрикнула и бросилась бежать, но шанс на спасение оказался ничтожным. Он рванул ее за руку с такой силой, что девушка завертелась волчком и упала на колени. Он надавил ей на плечи и пригнул к устланной сеном земле так, что она едва переводила дыхание, забыв и думать о побеге.
— Миледи, похоже, побоища в конюшне стали у нас традицией! — прорычал он, наваливаясь на нее всей грудью. Исходившая от него теплота усмиряла ее не меньше, чем сила его рук. — Впрочем, это вполне естественно. Где же еще и порезвиться воришкам, браконьерам и шлюхам!
— Выродок! — прошипела Ондайн, содрогаясь от страстного желания разодрать ногтями его лицо.
Но очень быстро она обмякла, осознав его мощь и собственную слабость. Уорик так стиснул ее, что она испугалась, что окончательно вывела его из себя. Но он выпустил ее и откатился в сторону. Она замерла, боясь малейшим движением навлечь его гнев и вновь оказаться в железных объятиях.
Уорик потер лоб, глядя в потолок, и произнес с обескураживающей иронией:
— Теперь я наконец понял, почему мужчины бьют своих жен! — Он повернулся на бок, подпер голову локтем и посмотрел на нее. — Возможно, именно так я и поступлю. Здесь достаточно кнутов…
— Вы не сделаете этого! — вскрикнула Ондайн, изнемогая от желания убежать, но вконец обессилев от борьбы. По его насмешливому тону она не могла определить, насколько серьезны его намерения.
— Пожалуй, действительно не сделаю, — решил он, покачав головой. — Кнут — омерзительная штука. От него на теле остаются следы. Слуги узнают, соседи начнут судачить.
— Соседи?!
— Ага, — кивнул он, как будто обрадовавшись, что они пришли к согласию хотя бы в одном пункте. — Нет, кнут не годится. В жизни я предпочитаю непосредственное воздействие… — Он поднял левую руку, согнул и разогнул длинные, сильные пальцы, изучая их в глубокой задумчивости. — Да… именно непосредственное!
Он снова перевел взгляд на Ондайн. В его глазах прыгали ожившие яркие золотые искорки. И затем рука, которую он так пристально изучал, быстро и неожиданно оказалась у основания се спины, принуждая ее приблизиться. Девушка уперлась ладонями в широкую грудь, силясь его оттолкнуть, но он, кажется, даже не заметил этого. На его лице показалась приятная улыбка, в то время как рука описывала небольшие круги по ее спине, спускаясь все ниже, и настойчиво ласкала окружности ее тела.
