Конни Брокуэй - Завидная невеста
С некоторыми из них он был гораздо меньше знаком, чем ему хотелось бы в данный момент.
— Я намерена исправить это положение, — заявила она, одарив его улыбкой, от которой у него участился пульс.
Спаси его Господь. Он кивнул.
— А теперь смотрите, пожалуйста, на меня: я буду учить вас тонкому искусству наслаждаться мороженым. — Она зачерпнула ложкой мороженое, втянула воздух, и ее ноздри затрепетали.
— Карамель, — сказала она, не открывая глаз. — Вы чувствуете запах жженого сахара, но он не острый. Он подобен духам, обещающим, что сладость придет потом.
— Понятно.
— А теперь попробуйте его, но только немного, просто для того, чтобы возбудить аппетит. — Она чуть приоткрыла рот. Он увидел, как высунулся розовый кончик ее языка, чтобы прикоснуться к тающему мороженому. Она очень осторожно слизнула мороженое и вынула ложку, потом открыла глаза и деликатно облизнула губы.
Она и понятия не имела, какую реакцию это вызывало у него.
— А теперь, — сказала она назидательным тоном, — можете позволить себе набрать полную ложку мороженого. Но не глотайте его сразу. Пусть оно потихоньку тает у неба и наполняет рот своим ароматом. Побалуйте себя этим ощущением. Продлите это наслаждение как можно дольше. Не думайте ни о предыдущей, ни о последующей ложках, а только о той, которой наслаждаетесь в данный момент. Думайте, что такого момента у вас еще не было и никогда не будет. Сделайте этот момент незабываемым.
Она применила свои слова на практике и зажмурилась от удовольствия. Ему с трудом удалось сохранить вежливую снисходительность. Он был не склонен к импульсивным действиям, но в данный момент ему очень хотелось притянуть ее к себе, слизнуть мороженое с ее губ, а затем более тщательно обследовать рот, чтобы узнать, каков он на вкус.
— Кто научил вас полностью наслаждаться моментом?
Она открыла глаза и, прежде чем ответить, некоторое время задумчиво смотрела на него.
— Оба моих родителя, но главным образом мать.
— Почему?
Она облизала ложку, словно кошечка. Он постарался не отрывать взгляд от ее глаз.
— Она внушала, что мне повезло так, как везет не многим, потому что я имею возможность путешествовать по свету и встречаться с интересными людьми. Она не хотела, чтобы я принимала это как нечто само собой разумеющееся.
— Похвально.
— Она сама подавала пример. Но иногда… — леди Лидия задумалась, не закончив фразу, — иногда мне приходило в голову, что она предлагает мне наслаждаться богатым опытом в качестве замены постоянного дома, который не смогли мне дать мои родители. Так сказать, в качестве компенсации.
— А почему у вас не было постоянного дома? — поинтересовался он.
Она взглянула на него несколько скептически.
— Из-за их женитьбы, конечно.
Он взглянул на нее, не понимая, о чем она говорит. Она нахмурила лоб.
— Так вы действительно ничего не знаете? Я думала, что к этому времени сплетни…
— Не знаю чего?
— Моя мать была замужем за старшим братом моего отца. — Она взглянула на него оценивающим взглядом без малейшего смущения. — Как мне говорили, разразился большой скандал.
Теперь он понял. Речь шла о древнем церковном запрете браков с близкими родственниками, такими как вдова брата. В Англии на подобные браки смотрели косо, но еще важнее было то, что такой брак мог быть объявлен недействительным любым человеком, который пожелает оспорить его законность. Хотя браки между близкими родственниками случались, было трудно найти британского священника, который пожелал бы совершить обряд бракосочетания, особенно когда речь шла о высшем титулованном дворянстве. В Европе священники были более сговорчивыми.
Очевидно, родители леди Лидии уехали туда, чтобы пожениться, а потом остались там, опасаясь, что их возвращение может дать кому-нибудь повод оспорить законность их брака. Если бы брак был признан незаконным, леди Лидия стала бы считаться незаконнорожденной.
— Теперь вы понимаете, почему я считаю, что мои родители пытались сделать хорошую мину при плохой игре, сохраняя кочевой образ жизни, как будто они сами его выбрали. — Она внимательно следила за его реакцией.
— Возможно. А может быть, ваша мать просто хотела, чтобы вы любили то же, что любила она. А вы любили?
Она улыбнулась.
— Любила, когда были живы мои родители. Я никогда не нуждалась ни в чем и ни в ком. Но после того как они умерли, я обнаружила…
Она замолчала и отвела взгляд в сторону.
— Обнаружили что? — тихо спросил он.
У нее снова появился этот нерешительный взгляд.
— Я поняла неблагоприятные стороны жизни, которую мы вели. Никто не знал меня достаточно хорошо, чтобы взять на себя ответственность за меня. Когда умерли родители, мне показалось, что я тоже умерла. Вернее, я почувствовала, что вместе с жизнью, которую я знала, перестала существовать и я.
Бедный ребенок. Бедная девочка.
— Корона назначила мне опекуна, симпатичного старикана, которого юная девушка интересовала так же мало, как двуглавые козы. Он поселил меня в одном из своих домов в Уилшире. Когда никто за мной не пришел, когда никто не написал мне, я поняла, что для большинства людей, с которыми мы встречались в течение каких-нибудь нескольких недель в различных столицах, поместьях и дворцах, я перестала существовать. Я начала думать, что мы, вероятно, переставали существовать для них сразу же, как только покидали тот штат, дом или ту страну, куда ненадолго приезжали. Неужели о нас забывали, как только мы уезжали?
— Я очень сочувствую.
Она пожала плечами.
— Теперь это не имеет значения. Я говорю об этом для того лишь, чтобы объяснить, почему я не последовала примеру матери. Несмотря на все ее усилия вызвать во мне любовь к кочевому образу жизни, я теперь избегаю изменений. И чем старше я становлюсь, тем больше дорожу тем, что имею. Я хочу продолжать знать тех людей, которых знаю, и те вещи, которые ценю. Я не хочу, чтобы обо мне забывали, как только я покину комнату.
Он это понимал. Джостен-Холл символизировал для него именно такие постоянство и непрерывность.
— Но, может быть, моя мать была кое в чем права. Возможно, нет смысла слишком сильно привыкать к вещи, или к человеку, или даже к образу жизни.
— Наверняка есть традиции, места и отношения, которые стоят того, чтобы их сохранить? — сказал он.
— Но в какой степени следует человеку привязываться к ним? — спросила она. — Изменения неизбежны, не так ли? Как человеку догадаться, стоит ли какая-нибудь вещь борьбы или даже жертв, на которые приходится пойти ради ее сохранения?
