Руфь Уолкер - Викки
Время от времени он позволял себе «оттянуться», но ни одна из женщин, с которыми он развлекался, не работала в цирке. Подобная связь была бы чревата кучей неприятностей в отношениях с труппой, не говоря уж об отце, который подмечал каждую оплошность, каждый просчет сына. Мысль естественным образом вернулась к мистеру Сэму. Так все-таки зачем он послал девушку к нему? Ведь не для того же, чтобы испытать, способен ли его сын отказать хорошенькой женщине?
Вернувшись в Серебряный фургон, Майкл заметил, что мистера Сэма так и подмывает спросить, чем закончилось дело. В отместку Майкл лениво усмехнулся, налил чашку кофе и начал поддразнивать Мейми, секретаршу отца. На той были юбочка наподобие балетной пачки и соответственные туфельки. Волосы Мейми закрутила на голове а ля мадам Помпадур, отчего поразительно напоминала французского пуделя, особенно когда вскидывала головку и задирала кверху носик. Мейми, жена заведующего технической частью, была проста как мыло, поэтому с ней можно было позволить себе разные шуточки.
Мистер Сэм наконец не выдержал.
— Ты говорил с девушкой, которая ищет работу?
— С которой? Ах с этой рыжей! Я ее прогнал. Есть на ней какой-то знак беды. А мы уже хлебнули горя с другими смазливыми бабенками. Хватит того, что парни целый день ошиваются возле твоего фургона и заигрывают с секретаршей.
— Ну, вы уж преувеличиваете, мистер Майкл! — хихикнув, проворковала донельзя довольная Мейми.
Майкл с удовлетворением отметил выражение досады на лице отца: поскольку мистер Сэм притворялся равнодушным, возразить ему было нечего. Майкл поулыбался-поулыбался — и вдруг почувствовал, что на душе у него погано. Что-то не то было во всей этой ситуации, но что — он понять не мог.
Вечером он стоял у заднего входа на арену и делал вид, что считает зрителей. Просмотрев номер с собаками, Майкл вынужден был признать правоту отца. Рыжеволосая девушка и вправду была хороша — она не только отменно командовала собаками, но и завладела вниманием публики. Когда она улыбалась, настроение на трибунах моментально взлетало вверх, и это казалось Майклу странным: за пределами арены она производила впечатление совершенной льдинки. Откуда у нее этот сценический талант? Неужели от природы? И надо же, чтобы именно ее, с ее талантом и воспитанием, угораздило связаться с этим неандертальцем Райли…
Майкл поймал себя на том, что вот-вот снова начнет ее жалеть, и разозлился. В конце концов, он давно уже не зеленый юнец из колледжа, а зрелый мужчина, способный держать себя в руках — по крайней мере, он в состоянии произвести такое впечатление!
К тому моменту, как цирк начал турне по центральной Пенсильвании, Викки ощутила, что живет как бы вне времени и пространства. Между ней и Джимом царил мир, но она не могла расстаться с внутренним напряжением и всякий раз ждала наихудшего. Иногда ей даже хотелось поссориться с Джимом, чтобы получить повод к окончательному разрыву, но он стремился всячески умиротворить ее и держался в рамках. Он не стал скандалить даже по поводу того, что она вернулась на надувной матрас. Заявив, что спать вдвоем слишком жарко, Викки посчитала вопрос исчерпанным и надеялась, что и Джим это понял. Проблемы отношений с Джимом вообще отошли для нее на задний план, поскольку ее захватило новое увлечение.
Увидев в цирке лошадей, она вскоре поняла, что не переживет, если не взглянет на них хотя бы еще раз. И она снова пришла к зверинцу и от ворот загона смотрела, как молоденький жеребенок резвится и скачет под солнцем. И тут к ней подошел маленький, щеголевато одетый человечек хрупкого сложения. Он представился как Маркус Варнэ и говорил с таким сильным акцентом, что Викки ничего не разобрала. Она наугад заговорила по-французски. Глаза человечка загорелись, и он затараторил на языке Бальзака и Гюго с такой скоростью, что Викки зажала уши и попросила снова перейти на английский.
— Разве это народ? — экспансивно зажестикулировал он. — Это сборище мужланов. Если бы не необходимость заработать хоть какой-то капитальчик, разве стал бы я работать в этой цивилизованной глуши! Когда я вернусь во Францию — а я намерен туда вернуться, мадемуазель! — я открою частную школу верховой езды и стану учить людей этому древнейшему и благороднейшему занятию.
Он перевел взгляд на Викки, и глаза его сверкнули неподдельным восхищением:
— А вы бы не хотели взять у меня несколько уроков верховой езды? Я и в самом деле отличный учитель.
— Я начала ездить верхом, когда мне было четыре года… — сказала Викки. — А эти лошади — они все ваши?
— О нет. Только арабские скакуны. У нас с женой номер — конные трюки. Кстати, мы имеем большой успех! А вы, вероятно, та самая рыжеволосая дрессировщица, которая так хороша в номере с собаками? Насколько я знаю, ваш партнер не дотягивает до вас, ведь правда?
— Вообще-то нет, — ответила Викки, сразу почувствовав себя неуютно. — Просто у меня немножко больше терпения. Мне бы хотелось кое-что изменить в номере, но… В конце концов последнее слово здесь всегда остается за Джимом.
— Дурацкое положение, вы не находите? А почему же вы с ним не расстанетесь?
Викки помедлила. Что это — обычное любопытство или допрос с пристрастием?
— У нас с ним договоренность, — сказала она.
— Такая договоренность хороша, когда обе стороны довольны. И она может быть в два счета аннулирована. Достаточно вам под предлогом болезни не выйти на арену, и… — Француз сделал красноречивый жест, будто разрывая бумагу.
Викки, все больше ощущая себя не в своей тарелке, перевела разговор на арабских скакунов. Ее внимание привлек жеребец, глаза которого горели слишком безумно для цирковой лошади.
— О, это дьявол во плоти, — пояснил Маркус. — Его зовут Лоубой [7] — странное имя для лошади, не правда ли? Чертовски упрям, но, Господи, до чего же красив!
Конь, будто поняв, что речь идет о нем, бочком-бочком приблизился к ограде. Взглянув на Викки, он поднял хвост и заржал.
— Он что, сахар выпрашивает? — спросила Викки, развеселившись от такого приветствия.
— Вы его заинтересовали. Может быть, дело в ваших рыжих волосах?
— Лошади не различают цвета — по крайней мере, я об этом читала.
— Может быть. Откуда нам знать? Но вы ему понравились.
Викки протянула вперед руку, и мужчина предостерегающе крикнул:
— Осторожнее! Он вас укусит!
Но лошадь лишь фыркнула, обнюхав маленькую ладошку Викки. Викки дала лошади ткнуться носом в свои пальцы, а затем почесала лошадь за ухом. Лоубой раздул ноздри, закатил глаза и застучал копытом о землю.