Патриция Мэтьюз - Волшебный миг
Девочка снова вскрикнула, и Мередит затошнило: она поняла, что именно этот крик она слышала предыдущей ночью. А тот, кто держал девочку за плечи, прижимая к земле, поднял руку и, загоготав, ударил ее по лицу.
Он сказал по-испански, обращаясь к своему товарищу:
— Давай-ка побыстрее. Наша дикая кошечка еще не обессилела. Если ты провозишься долго, у тебя не хватит сил удерживать ее, когда придет моя очередь.
Ярость заставила Мередит выбежать из укрытия на свет, отбрасываемый фонарем, стоявшим на полу.
— Прекратите это! Вы, скоты! Отпустите бедную девочку!
Тот, кто склонялся над девочкой, оторвался от своего занятия и повернул изумленное лицо к Мередит. А тот, кто держал девочку за плечи, снова захохотал:
— Леди гринго. Может, она ревнует, а? Дадим ей возможность узнать, что такое настоящие мужчины? Ну как?
И прежде чем Мередит осознала, что происходит, они прыгнули к ней, один — в спущенных брюках. С отвращением глядя на его напряженный член, Мередит опешила, и они вцепились в нее мертвой хваткой.
В следующее мгновение они повалили ее на землю, один держал за плечи, другой пытался сорвать с нее брюки. Мередит боролась, как тигрица, извивалась и брыкалась. Набрав побольше воздуха, она закричала во всю мощь своих легких, хотя и понимала, что это бесполезно. Кто может прийти к ней на помощь здесь?
Одному из насильников уже удалось расстегнуть ремень на ее брюках. Она ощущала его горячее дыхание на своем лице — от него разило чесноком и те килой.
И тут в дверях рявкнул чей-то бас. Насильники замерли. Голос зазвучал вновь, и Мередит поняла, что, он принадлежит Габриэлю Моралесу.
Мужчины неохотно отпустили ее и встали. Мередит, задыхаясь, вскочила на ноги. Неподалеку от нее стоял Габриэль с непроницаемым лицом. Он сделал короткий повелительный жест — и оба насильника исчезли в темноте.
— Очень неумно с вашей стороны, сеньорита, — обратился к ней Габриэль, — выходить из асиенды одной.
Если бы они взяли вас, вам пришлось бы пенять только на себя.
И он провел пальцем по шраму у себя на лице.
— Я вышла из дому потому, что услышала крик… — Мередит оглянулась, полагая, что девочка убежала. Но она лежала, свернувшись калачиком, здесь, на земле.
Взгляд у нее был неподвижным и мертвым, казалось, она не замечает их присутствия. Платье так и осталось задранным кверху.
Мередит подошла к ней и прикрыла наготу. Потом, выпрямившись, гневно проговорила:
— Эти звери напали на бедного ребенка. Я слышала, как она звала на помощь!
Габриэль бесстрастно посмотрел на девочку.
— Она привыкла к такому обращению. Хуана — индианка, пока я не привез ее сюда, она умирала с голоду.
Моим людям нужна женщина. Разве у нее есть какое-то другое занятие в жизни?
Мередит была потрясена.
— Как можно быть таким бессердечным? Индианка она или нет, но она человек, и, стало быть, вы должны с ней считаться!
— Она — ничто, — презрительно сказал Габриэль. — Ей никто ничего не должен. Ее участь — обслуживать мужчин.
— Если она смирилась с таким обращением, тогда почему она кричала? И пыталась сопротивляться этим скотам?
Его толстые губы кривились в улыбке, но глаза оставались ледяными.
— Некоторые женщины получают удовольствие от грубого обращения, разве это не так?
— Нет, не так! Я, например, не получаю! И ни одна из женщин, которых я знаю!
— Я это непременно запомню, — проговорил Габриэль, не сводя с нее черных глаз.
Мередит вспыхнула.
— Как вас понимать?
— Понимайте как хотите, — холодно ответил он. Потом сказал по-испански:
— Хуана, приходи в себя и ступай в дом.
Испуганно вздрогнув, маленькая индианка немного отползла в сторону, потом встала и выбежала из конюшни.
— Вы заслуживаете презрения, Габриэль Моралес, — сказала Мередит, — и я удивляюсь, как это ваши люди не разбегутся от такого обращения.
— Я обращаюсь со своими людьми так, как мне угодно. — Его неподвижное лицо теперь напоминало маску, глаза застыли. — Что вы знаете обо мне и о моих людях?
Вы американка, и вам неизвестно, почему я стал таким.
Его гнев заставил ее в страхе отшатнуться. И все же она сказала с вызовом:
— Если эти двое — типичные представители ваших людей, у меня нет ни малейшего желания узнавать о них что бы то ни было. Что вы собираетесь делать, чтобы наказать их?
— Наказать? — Его глаза сузились. — Наказать за что?
— За унижение, которому я подверглась в их руках.
За то, что они намеревались сделать, если бы вы их не остановили.
Тогда Габриэль закинул голову и расхохотался раскатистым смехом.
— Самовлюбленная американка! Почему это с вами нужно обращаться иначе, чем с Хуаной? Только потому, что у вас белая кожа, и потому, что всю жизнь мужчины вашей расы вас баловали? Для моих изголодавшихся по женщинам людей вы такая же, как любая другая. Вы можете доставить им такое же удовольствие, как Хуана, и я не собираюсь их наказывать.
— Господи Боже! Я слышала, что многие латиноамериканцы смотрят на женщин как на рабынь, существующих исключительно для их удовольствия! Теперь я вижу, что это правда!
— Мы — изгои, сеньорита. Чего вы можете от нас ожидать?
Мередит не могла удержаться от вопроса:
— А вы, Габриэль? И вы смотрите на женщин таким же образом?
— Конечно, сеньорита. Неужели вы ждете от меня чего-то другого?
— Не знаю, чего я жду от вас, но вы действительно на целую голову выше остальных. Вы, очевидно, получили какое-то воспитание, образование…
Его лицо опять стало неподвижным.
— Тот, кто проиграл войну, тот, за кем охотятся, как за диким зверем, кто вынужден жить на подножном корму, тот должен забыть о всяком воспитании, о всех признаках цивилизованности. Мне важно только одно — как выжить. И увидеть смерть как можно большего числа моих врагов до того, как им удастся убить меня. Но чего ради я должен объясняться с вами? — Он махнул рукой. — Пойдемте, я провожу вас до асиенды, где вы будете в безопасности.
Они молча дошли до асиенды. Ни девочка, ни те двое им не встретились. Неприязнь, которую испытывала Мередит к Габриэлю, все еще не прошла, но когда они вошли в заднюю дверь дома, она на мгновение увидела его лицо в свете фонаря. Лицо это было мрачным и задумчивым, грусть осеняла его, и от этого оно казалось не таким жестоким, как обычно. Даже шрам выглядел не таким страшным.
И, поддавшись внезапному порыву, Мередит спросила:
— Габриэль, я понимаю, как та жизнь, которую вы теперь ведете, может огрубить даже самого чувствительного человека. Но как случилось, что вы связались с революцией? Ведь сколько бы вы ни отрицали, я вижу, что вы происходите из аристократической семьи.
