Уильям Локк - Триумф Клементины
— Что же из этого будет? — резко спросил Вандермер, впервые забывая условие, что они — три старых друга, соединившихся для защиты интересов бедного старого джентльмена.
— Мой дорогой Ван… — протестующе поднял руку Хьюкаби.
— Ах, оставьте! — закричал Вандермер. — Я теряю терпение. — Он повторил вопрос.
— Пустая забава. Что же еще? — сказал Хьюкаби.
Они начали перебранку, пока до тех пор молчавший Биллитер не прекратил ее, ударив кулаком по столу.
— У меня — идея, — заявил он, — имеете вы какую-нибудь женщину в виду?
— Бог мой, нет!
— Я могу вам предложить одну. Не будет надобности ехать за границу — она в Лондоне.
Хьюкаби дал ему несколько нелестных прозвищ.
Вся заманчивость его предложения и состояла в путешествии на континент.
— Тем более, старина, — заметил он, — что это мое дело.
Биллитер посмотрел волком. В конце концов, эта мысль не имела за собой больших достоинств. Вандермер также начал что-то обдумывать. Он спросил у Биллитера подробности о леди.
— Она вдова моего старого приятеля, — объяснил Биллитер. — Настоящая леди и все тому подобное. Ее муж, драгун гвардии, умер, не оставив ей и копейки. Она как-то обернулась, живет теперь очень хорошо, великолепно одевается и достаточно умна, чтобы не терять своего социального положения. Чертовски хорошенькая женщина, но ее сердце, я думаю, не разобьешь и киркой. Мне кажется, что она в данном случае очень подходит.
— Откуда же у нее берутся деньги на то, чтобы хорошо жить и великолепно одеваться? — осведомился Хьюкаби.
— Биллитер думает, что это может давать как Квистус, так и кто-нибудь другой… Не правда ли, Биллитер?
Биллитер утвердительно кивнул и сделал несколько глотков виски с водой.
— Итак, мы должны на ней остановиться! — воскликнул Вандермер.
— Все это очень хорошо, — возразил Хьюкаби, — но я совсем не желаю упускать единственный случай отправиться за границу.
— Отправляйтесь тогда за границу, — согласился Вандермер. — Если леди такова, как я ее себе представляю, она не будет прогуливаться здесь на Канале, и если будет знать, что в Булоне гуляет птица с золотыми перьями, умирающая от желания, чтобы ее пощипали.
— Как вы грубы и вульгарны, Ван, — заметил Хьюкаби.
— Такие джентльмены, как Квистус, не гуляют по праздникам в Булоне и не посещают домов на Рамсгейте. Они не дают больших сумм великолепно одетым леди с предполагаемыми собственными средствами.
— Он такой дурак, что ничего не разберет, — заявил Вандермер.
— Подождите, — сказал Биллитер. — Вы оба ошибаетесь. Я вам сказал, что она леди. — Его манеры внезапно изменились, возможность кого-то одурачить оживила его. — Я не знаю, как вы это понимаете, но для Квистуса это будет что-нибудь значить.
— Я был когда-то членом Колледжа Тела Христова в Кембридже… — начал оскорбленный Хьюкаби.
— В таком случае, вы должны были знать в вашей проклятой академии кого-нибудь, знакомого с настоящей леди, — вспылил Биллитер, уволенный когда-то из Оксфорда.
— Кембриджский университет не академия, — ища ссоры, возразил Хьюкаби.
— А женщины, живущие на подарки своих друзей мужского пола, — не настоящие леди, — добавил Вандермер.
— Убирайтесь оба к черту, — заорал взбешенный Биллитер. Он схватил свою шляпу и вскочил. Но так как он сидел на диване между Хьюкаби и Вандермером, то моментально шлепнулся обратно, схваченный с двух сторон за пиджак.
— Какая надобность ссориться? — убеждал Хьюкаби. — Раз вы утверждаете, что она леди, значит, это так.
— Конечно, старина, — поддакивал Вандермер, — выпьем.
После того, как Биллитер был умиротворен, и его леди была признана, началось длинное совещание; причем, заговорщики, хотя были одни в зале, вели беседу шепотом, тесно прижавшись друг к другу головами. Это было их первое общее дело и они впервые рассуждали с таким интересом. План был прост. Биллитер отправится к м-с Фонтэн (он открыл, наконец, ее инкогнито) и со всевозможной деликатностью изложит ей их предложение. Если она согласится, то Биллитер познакомит ее с Хьюкаби, а тот представит ее Квистусу. Остальное пойдет само собой.
— Что мне не нравится, — сказал Вандермер, — это то, что мы не только принимаем в свою компанию четвертую, но и бросаем ее прямо в пасть льву. Это не очень человеколюбиво.
— Не думаю, чтобы это нас очень касалось, — возразил Биллитер.
— Никто не просил вас принимать участие, — добавил Хьюкаби, — вы можете отказаться, если желаете.
Лицо Вандермера перекосилось.
— Да? Я могу? Вы увидите, что тогда будет!
— К тому же, — продолжал, не обращая внимания на ссору, Биллитер, — это будет нам прибыльно. Кто из нас получил хотя бы сто фунтов от нашего друга? Я же научу Фонтэн заручиться у него тремя тысячами фунтов. Наших тридцать процентов — иначе не стоит начинать игру, — а, следовательно, каждый будет иметь по триста фунтов. С тремястами я смогу очень мило устроиться.
— Как же мы будем знать о ее действиях?
— Это легко устроить, — успокоил Хьюкаби, поглаживая свою бороду, — она будет рассказывать все Биллитеру, я же буду поверенным Квистуса.
— При чем же я? — осведомился Вандермер. — Откуда я буду знать, что вы оба не войдете между собой в сговор?
— Вы сейчас странно настроены, — возмущенно заявил Биллитер. — Послушав вас, можно подумать, что мы шайка отъявленных висельников.
— Если нет, то кто же мы тогда? — пробормотал с горькой иронией Вандермер.
Но Биллитер этого не мог простить. Он спустился ниже, чем другие двое, в которых еще теплились остатки нравственности. Он сам смотрел на себя, как на неудачника, потому что, по его мнению, это название означало джентльмена, потерявшего свое состояние и принужденного жить сделками с Джо Дженксом. Но висельником он не был, потому что к ним принадлежат воры и мошенники, к которым он себя ни в коем случае не относил. Стараясь себя реабилитировать, он напился до положения риз. Остальные нет. Вандермер, евший и пивший, как голодный волк, был как ни в чем не бывало. Благодаря своему цинизму, он не чувствовал никаких угрызений совести. Хьюкаби же, хотя и ушел на этот раз трезвым, не спал всю ночь от мучившей его совести и встал на другое утро с головной болью. Он не мог простить себе совершенных им глупостей: во-первых, он сообщил приятелям свой план; во-вторых, допустил обратить его в такую подлую махинацию; в-третьих — присоединился к ней сам; и в-четвертых — не напился. Хьюкаби ближе других был к Квистусу по образованию и взглядам. Он не смотрел на него только как на голубя, которого нужно ощипать и, кроме того, у него сохранилась некоторая доля привязанности к симпатичному человеку, подарившему его своей дружбой и доверием, которого он не оправдал. Он провел несколько дней в бесплодных стараниях расстроить созданный заговор. Но однажды вечером он получил от Биллитера лаконичную записку: «Фонтэн согласна».
