Джулия Росс - Рискованное увлечение
Почему это произошло? Может, из-за этих наползающих теней? Или темной ночи?
Джульетта уронила лицо на руки.
Мистер Грэнвилл встал, прошуршав муслином. Домашние туфли мягко зашлепали по дорожке. Сердится, что ему испортили прекрасную приманку из розмарина и яблок любви?
Затянувшееся молчание прерывалось только стуком ее сердца.
– Я тоже потерял брата, – угрюмо сказал Олден. – Грегори был на пять лет старше меня. Он погиб, когда я был в Италии. Никаких слов утешения не хватит, чтобы восполнить такую потерю. Ничто никогда не залечит эту рану. Я не буду расспрашивать вас дальше.
От неожиданности Джульетта перестала дышать. Пораженная его признанием, она лихорадочно пыталась обрести равновесие.
– Я тоже не буду вас спрашивать. Мне очень жаль, мистер Грэнвилл.
– Все нормально, – сказал он. Голос у него был ласковый. – В конце концов, смерть Грегори расторгла мою связь с Италией.
Джульетта подняла глаза и сквозь поволоку слез посмотрела вокруг. Стол с остатками ужина сиял, как и прежде. За пределами светящегося венчика фонаря темнел сад, окутанный таинственным покрывалом ночи, Олден Грэнвилл, повернувшись спиной, глядел на небо – весь темный на черном фоне, только волосы блестели. Легкий бриз шевелил его серебристо-черный халат и трепал муслин, спадающий с широких плеч, словно тога чародея.
«Возможно, зефир принесет нам спокойное дыханье от холодной луны. Не повеет ли в нашем сильно затененном дворике пряным ароматом чужеземных цветов и духом истории?»
Однажды Джульетта уже ощутила блестки его присутствия в крови. Сейчас она ощущала ту живую искру, что вспыхивает между мужчиной и женщиной в сердце. Узы, возникшие на почве сочувствия и разделенной трагедии одинаково понимаемой утраты, были еще более устрашающи. «Все или ничего».
– Поэтому вы вернулись домой? – спросила Джульетта. – А Мария? – Она прикусила язык, ненавидя себя за этот вопрос.
– Мария умерла от лихорадки несколькими месяцами раньше.
– Извините. Я думала… – Она запнулась и заставила себя начать снова: – Право, я не знаю, что сказать. Я так поняла, что вы ее оставили.
– Если хотите, да, – сказал он. – Страсть умерла первой – всего шестью месяцами раньше, но она умерла. Для нас обоих. Увы, я понял, что хотел большего, чем цветок, пусть даже сладкий. Да и она нашла для себя новый интерес. Они с мужем тогда завели ребенка. Смерть Марии явилась тяжелой утратой для моего друга и их ребенка. Я скорбел вместе с ними, но при жизни ни Мария не разбила мне сердце, ни я ей. В конце концов, я был для нее не так важен.
– После шести лет? – спросила Джульетта.
Олден кивнул.
– Что еще вы хотите знать?
– Ничего, ничего, – сказала она в отчаянии. – Я не набивалась на ваши откровения в поисках родства душ или на эти странные игры, которые, кажется, раскручиваются во что-то большее. Я не хочу расслабляться настолько, чтобы чувствовать себя в безопасности рядом с вами. Нам не следовало делиться друг с другом такими сугубо личными переживаниями. Извините, сэр.
– Извиняться должен я, мэм, – чопорно сказал мистер Грэнвилл. – Я больше не буду ни задавать вам вопросы, ни поверять свои секреты. Я человек не слишком строгих правил, более того, распутник, и в мои намерения не входило ничего, кроме как развлечь вас.
– Завтра пятница. Солнце выжжет всю эту фальшивую доверительность – и на следующий день вы уедете…
Олден повернулся.
– Но вы мне нравитесь, Джульетта. Очень-очень.
Она подавила рыдание.
– Вы же меня совсем не знаете! Может, я злобная землеройка!
Мистер Грэнвилл молча подошел к ней, взял ее пальцы и наклонился поцеловать их. Он сделал это с легкостью и галантным юмором, хотя под ними скрывалось что-то еще, чрезвычайно серьезное.
– Что плохого в землеройках? – сказал он подтрунивающим тоном. – Обыкновенные полезные существа, известные в разных местностях под такими названиями, как белозубки, многозубые и болотные белозубки, бурозубки, путораки и другие. Вы чересчур пристрастно читали свою «Историю четвероногих животных». Увы, там полно лжи, мэм.
Джульетта попыталась улыбнуться.
– О чем вы?
– О зоологии Топсела. – Олден вернул ей руку. – «История четвероногих животных» – любимая книга каждого школьника. Куда более забавная, чем вся та латынь и греческий. Позвольте мне процитировать. «Землеройка – кровожадная зверушка, притворяющаяся доброй и кроткой. Но если ее тронуть, она глубоко вонзает ядовитые зубы. Она отличается злым норовом и стремлением причинить вред любому. Нет ни одного существа, которое бы она любила или была бы любима им. Ее боятся все, потому что укус ее смертелен».
– Но все это неправда!
– Просто глупые деревенские сказки, – сказал Олден. – Мы все ими одурманены. Землеройка – и вы тоже – ядовита не более, чем яблоки любви.
Джульетта посмотрела вверх, вглядываясь в его загадочную, хитрую улыбку.
– Тогда кто я?
Он улыбнулся еще шире.
– Печальная леди, которая нуждается, чтобы ее развеселили. – Олден сел за стол. – Давайте играть в шахматы. Сегодня ваш черед побеждать.
Но Джульетта знала наперед, что она проиграет. Хотя ее партнер оставался таким же обаятельным, чувствовалось, что он сильно расстроен, и полностью это скрыть ему не удавалось. Она все испортила своими разговорами. Магическая атмосфера рассеялась подобно кольцам дыма. Было совершенно очевидно, что он хочет только одного – уехать, и как можно скорее.
Предположения Джульетты оправдались. Он безжалостно уничтожал ее фигуры, разрушал замыслы, расстраивал оборону, превращая игру в опустошительную войну, а шахматную доску в миниатюрное поле битвы. Как будто это имело какое-то значение! Оставался всего один день.
– Что вы потребуете в качестве штрафа на этот раз, сэр? – спросила наконец Джульетта.
Когда мистер Грэнвилл посмотрел на нее, в глазах у него было что-то близкое к отчаянию, но он засмеялся.
– Чтобы завтрашний матч мы провели где-нибудь еще. Один раз мы играли на кухне и трижды в виноградной беседке. Почему бы нам не сыграть на новом месте?
– Прекрасно, – сказала Джульетта.
– А мое хозяйственное поручение на завтра?
Она отодвинулась от стола и встала.
– Я полагаю, вы его уже выполнили, сэр. Вы принесли этот ужин.
С этими словами она быстро покинула беседку и поспешила прочь.
Олден смотрел, как она уходит. Итальянское платье, словно крылья, развевалось у нее за спиной.
Завтра. Завтра в Мэрион-Холле он должен заманить ее в постель. Вопрос о возможном провале даже не стоял. Разорение – слишком суровое наказание за одну ночь безумной игры. Были наказаны все – он сам, его слуги, его мать, но больше всех маленький Шерри, которому и невдомек, что его участь предрешена.
