Патриция Райс - Лунный свет
– Это нечестно по отношению к Обри, сэр, – горячо протестовал он. – Ей нужно воспользоваться шансом, сохранить положение в обществе. Она слишком молода, чтобы заживо похоронить себя в чужом для нее месте, лишив комфорта, к которому она привыкла. В крайнем случае, позвольте ей побыть с тетей, пока я не сделаю аббатство пригодным для обитания. Я действительно не могу взять ее с собой, вам это должно быть ясно.
Сердце Обри замерло, и она поспешно вернулась назад, не услышав ответа отца. Он уже собирался от нее отделаться! Она надеялась, что они стали друзьями, и что он, наверное, мог бы взять ее как жену, если она поощрит его, но нет! Он спихнет ее на друзей и родственников, а сам в одиночестве вернется домой, как всегда делал ее отец. Как он посмел! Он обещал защищать ее, пока она не вступит в права наследования, а сейчас хочет бросить всем на посмешище!
Обиженная, униженная и взбешенная открытием, что Остин хочет освободиться от нее, Обри ворвалась в свою комнату и задвинула засов. Пусть этой ночью посещает другую комнату для ночлега. Может, ее отец позволит ему спать с ним, они же такие добрые друзья!
Она слышала, как хлопнула дверь, когда Остин выбежал в ночь, наверняка взбешенный отказом ее отца позволить ей остаться в Лондоне. Слезы гнева и жалости к себе упали на подушку, когда она подумала, что ее не хотел ни один мужчина в жизни, а только мгновением раньше она была так горда своей ролью жены.
Позднее, в этот же вечер, Хитмонт заколебался, разглядывая темное, полированное дерево запертой двери, противившейся его нажиму. Сбитый с толку, он не мог определить причину столь внезапной отставки. Он только начал привыкать думать об Обри как о единственной союзнице во враждебном ему мире, но и она отвернулась от него.
Обескураженный новым поворотом событий и собираясь не уступать ни герцогу, ни его дочери, Хитмонт пошел искать слугу. С максимальным достоинством, которое он смог придать себе в такой ситуации, Остин вознаградил молчание слуги после того, как дверь была снята с петель. Слуга кивнул и исчез, а Остин продолжил прерванный путь, отомкнув дверь и установив ее на место. Оскорбление, нанесенное ему этой властной семейкой, требовало отмщения, а его голова была достаточно ясной, чтобы найти разумное решение.
У него оставался последний шанс расставить все на свои места. Он начнет с того, что научит заблудшую жену ее обязанностям. Он больше не потерпит унижений от женщины, особенно от такой испорченной, упрямой соплячки.
Он поднял свечу, чтобы разглядеть спящую в шезлонге Обри. Подойдя ближе, Остин споткнулся о низкий край кровати и почти выронил свечу. Его рука наткнулась на что-то мягкое и податливое, и это что-то тотчас начало извиваться и визжать.
Свеча погасла, и комната погрузилась во мрак. Хит отставил свечу в сторону и поспешил прекратить возню под собой.
Обри закричала и попыталась уклониться от тяжести Хита, навалившегося на нее, но запуталась в простынях. На крики Обри сбежался бы весь дом, если бы он не прекратил их. Понимая, что ему нечего терять, Остин нагнулся, чтобы заглушить их единственным способом, который пришел ему на ум.
Поцелуй заставил ее задохнуться от гнева. Обри разъярилась и принялась изворачиваться и сопротивляться, колотя его своими кулачками, но в то же время начала таять от тепла его тела, прижавшегося к ней, и от страсти, с которой его губы жадно требовали ответа. Она не могла понять, он ли был причиной того, что происходило у нее внутри, или она сама поддавалась ему.
Когда же, наконец, ее руки стали скорее льнуть к нему, чем отталкивать, Остин почувствовал, что может без опаски продолжить, покрывая поцелуями губы, мочки ушей и виски. Мучительно ощущая податливость тела, распростершегося под ним, Остин жаждал дать выход переполнившему его напряжению и почти не осознавал, что делает. Его рука спустилась к соблазнительной округлости ее груди, прижатой к нему, и он почти задохнулся от изумления, обнаружив больше плоти, чем ожидал найти. Безобразное батистовое платье-«рубашка», которое она упорно надевала все эти ночи, никогда не скользило в его руках с такой легкостью.
Прикосновение горячей руки к ее груди вернуло Обри к реальности, и когда он отодвинулся, чтобы с недоверием взглянуть нанес, она отреагировала с неожиданной яростью. Одним движением она вырвала свою руку и изо всей силы ударила его, но губам, а затем выскользнула из своей шелковой тюрьмы.
Даже в тусклом лунном свете Обри смогла прочитать потрясение и ярость, отраженную на лице мужа, и тщетно пыталась найти какую-нибудь защиту. Она выскользнула не в ту сторону, и не могла убежать через дверь, его фигура возвышалась перед ней, отрезая все пути к бегству. Когда он начал надвигаться на нее, Обри схватила со столика щетку для волос, чтобы использовать ее как оружие.
– Убирайтесь отсюда, чудовище, – испуганно прошептала она, плотнее кутаясь в простыню и угрожающе выставив перед собой жалкое подобие оружия.
– Не раньше, чем ты усвоишь урок, соплячка!
– Я буду кричать, – пригрозила она, когда он вырвал у нее щетку и бросил на пол.
– А я закрою вам рот так же, как сделал только что.
Пятясь, она достигла подоконника. Отступать было некуда.
Остин стоял перед ней, его гнев и боль искали выхода, пока она крепче запахивала простыню под его пылающим взглядом. Он схватил простыню, вырвал из рук и впился взглядом в обнажившееся прекрасное тело.
В свете луны ее кожа серебристо мерцала, скрываемая пеной зеленого шелка. Она надела платье, которое он ей подарил для первой брачной ночи, – и Остин вдруг ощутил себя полным идиотом. Он снова все испортил своей поспешностью.
– Вы заперли дверь, – заявил он.
Покрывшись гусиной кожей под его ледяным взглядом, лишенная защиты простыни, Обри собрала остатки мужества.
– Вы выродок! – воскликнула она и, не пытаясь поднять простыню, решительно направилась к двери.
– Только коснитесь этой двери, и я доберусь до вас раньше, чем вы сообразите, что случилось, Обри Элизабет, – предупредил он.
Она остановилась и обернулась, чтобы увидеть, как он спокойно бросил на стул сюртук и потянулся к галстуку.
– Вы не посмеете!
– Не посмею что, моя дорогая? – вежливо осведомился он, бросая галстук поверх сюртука. – Рискнуть разыграть сцену погони за вами в ночной сорочке? Посмею.
Она совсем не это имела в виду, и он это знал. Обри беспомощно посмотрела на него.
– Вы же не ожидаете, что я останусь здесь после того, как вы на меня напали? Вы нарушили данное вами обещание.
Бросив сорочку на кучу перепутанной одежды, Остин умышленно осторожно направился к ней. В тусклом сиянии лунного света Обри могла видеть только темный силуэт его бронзового торса на фоне окна. Один вид его наготы испугал ее сейчас сильнее, чем то же зрелище при свете утра после их брачной ночи. Она шагнула к двери.
