Хелен Диксон - Падение мисс Кэмерон
— Ты неверно обо мне судишь, — мягко сказал он. — Я понимаю, ты считаешь меня самым отъявленным соблазнителем и негодяем, ненавидишь за то, что я так грубо обошелся с тобой в нашу первую встречу. Но видишь ли, ты должна понимать, что я не знал, кто ты такая, и принимал благовоспитанную невинную девушку за женщину легкого поведения, если не хуже, и еще тебе надо понимать, что я был совершенно очарован, ты была так дьявольски хороша тогда, что я не мог устоять. Но меня не перестают терзать угрызения совести за тот поступок.
Она не могла подвергнуть сомнению искренность его слов и нехотя улыбнулась.
— Я никогда не считала тебя дурным и испорченным человеком, Стивен. И потом — все это в прошлом.
— Но я постараюсь сдерживать свои порывы впредь, Дельфина. — И знакомая лукавая улыбка приподняла углы его губ. — Хотя это будет очень нелегко. — И после короткого молчания добавил: — Я не стану тебя принуждать. С этого момента ты в полной безопасности.
Дельфину совсем не устраивал такой поворот. В глубине души она надеялась, что он станет настаивать на своих правах мужа. Она совсем не рассчитывала на его сдержанность. Наоборот, готова была броситься на шею и умолять его поцеловать ее так, как целовал когда-то — страстно и властно. Надеялась, что он не станет обращать внимание на ее напускную холодность. Она вышла за человека, который тогда беспечно относился и к своей жизни, и к женщинам, не имея серьезных намерений полюбить. Но он очень изменился, и она отнесла это на счет войны и тех сражений и кровопролитий, в которых он участвовал в Испании. Когда ему пришлось жениться на ней, она выходила за него под давлением родителей и обстоятельств, понимая, что о любви не идет речи. В начале своих отношений они спорили, бросали жестокие обвинения друг другу и… И оба сгорали от страсти. А сейчас, находясь в спальне, где они могли бы вновь испытать волнующие моменты близости, стали вдруг незнакомыми людьми, которым уже нечего сказать друг другу.
— Рада слышать. — Она наконец обрела дар речи. — Ты отсутствовал так долго, что будет трудно восстановить прежние отношения. Нам придется привыкать друг к другу заново. Не станем торопить события, жизнь сама подскажет, что нам делать. — Она с вызовом встретила его серьезный взгляд. — А пока я предпочитаю спать одна. Ты понимаешь меня.
Его взгляд помрачнел. Все его разыгравшиеся было эротические фантазии, которые подсказывали воспоминания и воображение, были напрасны. Но она выразилась прямо и откровенно, как всегда. Он уважает ее прямоту, и пусть все будет так, как она хочет. Эта искусительница, пылкая и прекрасная, которая отдавалась ему страстно, вначале сама невинность, которая так безропотно подчинилась, а потом сама проявляла необыкновенную чувственность и пылкость, отказывает ему в близости. Он слишком легко добился ее в первый раз, теперь ее придется завоевывать снова, и это будет труднее.
Она воздвигла высокую стену между ними и дала понять, что стена непреодолима. Но он считал иначе. Ее темперамент, страстная натура не позволят ей оставаться равнодушной долгое время… Нет, ему придется нелегко, но преграда падет. Со временем он сумеет уговорить ее, надо дать время, чтобы обида прошла.
Стивен устал, голова раскалывалась от боли, его снова лихорадило, он понимал, что придется отложить вопрос о примирении до лучших времен. Сначала надо окрепнуть и встать на ноги, соблазнение собственной жены пока подождет.
Дельфина, увидев, как изменилось его выражение, все поняла. Она подняла Лоуэнну на руки и пошла к двери. Потом обернулась:
— Я сейчас позабочусь, чтобы тебе принесли поесть. И пошлю к тебе мистера Оакли, который станет ухаживать за тобой, пока ты находишься в постели. Он не отходил от тебя и очень волновался, ты должен оценить его верность.
Проведя еще три дня в постели, доведенный до отчаяния совместными навязчивыми заботами миссис Кроуч и Оакли, так и не дождавшись внимания жены, которая теперь старалась избегать его спальни, он решил, что пора вставать.
Стивен постепенно расхаживался, сначала по комнате, а скоро уже бродил по дому, невольно восхищая Дельфину своим мужеством и терпением. Он похудел по сравнению с тем, каким был, отправляясь на войну, но выглядел неплохо, загорелая кожа и ясные синие глаза остались прежними.
Связь между дочерью и отцом становилась все прочнее. Он обожал свое чадо, маленькую копию его самого, прекрасную, как ангел. Стивен оживлялся в ее присутствии, синие глаза блестели, она придавала ему сил и энергии. Они редко разлучались, и Лоуэнна иногда засыпала на его груди, когда он дремал в кресле, а Дельфина, глядя на них, чувствовала, как слезы умиления наворачиваются на глаза. И в такие моменты ей безумно хотелось тоже обнять его, прижаться к его груди. Он был очень терпелив с дочерью, а Лоуэнна быстро привыкла к отцу.
С женой он был вежлив, но старался избегать откровенных разговоров. Оба по молчаливой договоренности были любезны и приветливы, стараясь сделать совместную жизнь приятной, и не только ради дочери. Но это оказалось нелегко. Никто из них не упоминал о той ночи любви, что они провели до его отъезда. Дельфина страдала, но гордость не позволяла ей уступить. Она не хотела, чтобы он заметил, как отчаянно она хочет его внимания и любви. Мечтала, вспоминая о моментах близости, о его объятиях, но в то же время понимала, что эта страсть была продиктована просто мужским вожделением.
* * *В один прекрасный день, когда море напоминало мерцавшее золотистыми искорками зеркало, Стивен вернулся с верховой прогулки по болотам. Он появился в дверях зала так внезапно, что Дельфина, ставившая свежие цветы в вазу, вздрогнула от неожиданности. Она замерла с цветком в руке, когда силуэт мужа, резко очерченный на фоне яркого света, возник на пороге. Он сменил военную форму на гражданское платье — черный сюртук, белую рубашку, галстук. Его черные волосы, слегка растрепанные ветром во время прогулки, падали на шею блестящими волнистыми прядями, обрамляя загорелое лицо, синие глаза притягивали ее как магнитом. Он сразу наполнил комнату своей энергией, от былой слабости и болезни не осталось и следа.
— Какие красивые цветы. — Он кивнул на золотистые бутоны в вазе, не ожидая от жены нежного приветствия, уже привыкнув к ее сдержанности.
И вдруг был буквально сражен неожиданной ослепительной улыбкой. В светло-голубом платье, с рыжевато-каштановыми волосами, стянутыми назад тоже голубой, но более темного оттенка лентой, она была так хороша в этот момент, что ему захотелось заключить ее в объятия. Молодая жена все прочнее занимала место, раньше пустовавшее в его сердце.
