Жюльетта Бенцони - Любовь, только любовь
— Этот господин — врач, — объяснил Матье Пьеру, вылупившему глаза от изумления.
— Благословен Господь! Он пришел как раз вовремя! Рана все кровоточит.
— Я справлюсь с этим мигом, — сказал араб, дав сигнал своим рабам поставить их ношу на стол у кровати. Подняв обе руки, он откинул назад широкие рукава и быстро ощупал голову раненого.
— Трещины нет, — сказал он наконец. — Просто разорван кровеносный сосуд. Принесите мне горшок с горячими углями.
Пьер выбежал из комнаты, а Катрин тем временем заняла его место у изголовья. Маленький доктор неодобрительно посмотрел на нее.
— Вы — жена этого человека?
— Нет, я с ним даже незнакома. Но я все равно останусь здесь, — решительно сказала девушка. Маленькому арабу, не испытывавшему, очевидно, большой симпатии к женщинам, вряд ли удалось бы прогнать ее.
Абу-аль-Хайр презрительно фыркнул, но ничего не сказал. Он рылся в своем сундучке, в котором можно было видеть ряды блестящих стальных инструментов, разнообразнейшие пузырьки и склянки, а также многочисленные альборелло, раскрашенные а яркие цвета — черные, зеленые, красные и белые. Он вынул из него предмет, имевший форму крохотной печати, с бронзовой ручкой, великолепно выделанной в форме птиц и листьев. Тщательно вытерев этот инструмент маленькой шерстяной подушечкой, смоченной несколькими каплями какой-то едко пахнущей жидкости, Абу-аль-Хайр опустил его в котелок с раскаленными докрасна углями, только что принесенный Пьером. Катрин широко раскрыла глаза от ужаса.
— Что вы собираетесь делать?
Маленький доктор явно не был склонен разговаривать с ней, но в то же время от рождения был неспособен хранить молчание, если от него требовали объяснить какое-либо его действие.
— О невежественная женщина, разве это не ясно как день? Я собираюсь прижечь рану, чтобы перекрыть вену. Ваши глупцы доктора и те применяют этот способ…
Твердой рукою он взялся за бронзовую ручку инструмента и прижал раскаленный металл к ране, предварительно очищенной от приставшей к ней смазки шлема. Катрин закрыла глаза и впилась ногтями себе в ладони. Однако она не могла отрешиться ни от вопля, изданного раненым, ни от запаха горелого мяса и паленых волос.
— Чувствительный малый, однако! — сказал доктор. — Я только коснулся раны, чтобы не оставить большого ожога.
— Если бы кто-нибудь дотронулся вам до виска куском раскаленного металла, — вскричала Катрин, с ужасом смотревшая широко открытыми глазами на исказившееся лицо юноши, — что бы вы стали делать?
— Я бы сказал, что это — превосходная идея, если благодаря этому вена закупорится и моя жизнь будет спасена. Как видите, кровь остановилась. Я смажу рану чудодейственной мазью, и через несколько дней останется только небольшой шрам, потому что рана сама по себе невелика…
Достав из своего сундучка зеленый горшочек, расписанный веселыми фантастическими цветами, он кончиком золотой иглы подцепил немного содержавшейся в нем мази и нанес ее на рану. Затем прижал бальзам к ране небольшим кусочком тонкой ткани, сложенной в несколько раз и, чтобы удержать на месте этот компресс, стал чрезвычайно ловко бинтовать голову молодого человека, соорудив на ней удивительный шлем. Это шлем закрыл волосы раненого и охватил подбородок, точь-в-точь как женский чепец. Катрин следила за работой с искренним интересом. Как только бальзам нанесли на раку; юноша перестал стонать. Острый и в то же время не лишенный приятности запах наполнил комнату.
— Что это за бальзам? спросила она.
— Мы зовем его матарейским бальзамом, — отрывисто пояснил доктор. — Его делают в Египте. Есть ли у молодого человека еще раны?
— По-моему, у него сломана нога, — сказал Матье, хранивший молчание во время предшествующей процедуры.
— Давайте посмотрим!
Не обращая никакого внимания на присутствие молодой девушки, доктор сбросил покрывала и простыни, раскрыв обнаженное тело юноши, которого Матье с Пьером раздели перед тем, как положить в кровать. Увидев его наготу, Матье покраснел до ушей.
— Выйди из комнаты, Катри! — скомандовал он, взяв свою племянницу под руку и уводя ее к двери. Маленький доктор остановил его свирепым взглядом.
— Что за смехотворная христианская стыдливость? Тело человека, так же как и лошади, — самое прекрасное из творений Аллаха. Однажды эта женщина даст жизнь такому же человеку. Как же вид его тела может оскорбить ее? Древние греки делали статуи обнаженных мужчин и женщин, украшая ими свои храмы.
— Моя племянница — девственница, — ответствовал Матье, по-прежнему держа Катрин за запястье.
— Она недолго ею останется. Для этого она слишком красива! Я не люблю женщин. По мне, они глупы, шумливы и ребячливы. Но я могу признать красоту, когда я ее вижу. Эта молодая женщина — в своем роде шедевр… Так же, как и этот молодой человек. Видели вы когда-нибудь что-либо более совершенное, чем этот поверженный воин?
Эстетическое благоговение Абу-аль-Хайра, которое Матье, по-видимому, не был склонен разделять, не мешало ему работать, и, продолжая говорить, он с исключительной осторожностью и деликатностью ощупывал сломанную ногу рыцаря. Матье неохотно отпустил Катрин и, стоя, смотрел на смуглое тело, кожа которого завораживающе блестела в пламени свечи. Катрин вновь встала у изголовья кровати. Продолжая свое дело, доктор без устали пел гимны мужской красоте в своем витиевато-лирическом стиле. Впрочем, в данном случае он говорил чистую правду. Раненый рыцарь был сложен великолепно. Длинные, гибкие мускулы под бронзовой кожей были очерчены с анатомической точностью, и на фоне белой простыни его могучие плечи, твердые узкие бедра и плоский живот, а также рука с выпирающими мускулами выделялись поразительно рельефно. Глубоко взволнованная этим зрелищем, Катрин почувствовала, как у нее холодеют руки, в то время как щеки заливаются румянцем.
С помощью рабов Абу-аль-Хайр взялся за ногу рыцаря, чтобы вытянуть ее и вправить сломанные кости. И вдруг Катрин услышала:
— Если бы этот изверг не делал мне так больно, я мог бы подумать, что я. в раю, потому что вы, без сомнения, ангел. Впрочем, может быть, вы — сама Роза, сошедшая прямо со страниц старого романа Лорри?
Она увидела два черных до мрачности глаза, в которых лихорадка зажгла беспокойные искры. Теперь, когда он пришел в сознание и открыл глаза, сходство с Мишелем было просто фантастическим, — настолько, что девушка не смогла воспротивиться искушению спросить его слегка дрожащим голосом:
— Ради всего святого, сир… Скажите мне ваше имя! Его перекошенное лицо, покрытое потом от боли, скривилось в некое подобие улыбки. Так можно было назвать эту жуткую гримасу только по сверкнувшим блестящим зубам.
