Линси Сэндс - Любимая жена
Пэн полагал, что причиной всему – зависть и инстинкт нападения на самого слабого. Естественно, они не могли бы таким же образом атаковать дядю с тетей или тем более Уэрина, который, не церемонясь, расправился бы с ними. Также он повел бы себя, увидев, что они досаждают Эвелин, но Пэн был уверен – кузены нападали на нее без свидетелей и знали, что она не станет ябедничать.
К тому времени, как она закончила мыться и целая-невредимая вышла на берег одеваться, Пэн пришел к выводу, что надо срочно заняться повышением ее самооценки. Кроме того, он понял, что скорее всего заблуждался, считая ее неумелой. Такие любящие родители, как лорд и леди Стротон, не могли отправить свою дочь во взрослую жизнь, не дав необходимых знаний.
Пэн заподозрил, что неуклюжесть и постоянные ошибки Эвелин – последствия травли ее кузенами… Точно так же и Дэвид мог споткнуться о собственную ногу, потому что нервничал и слишком страстно желал угодить.
Ничего, необходимо лишь время и терпение – и у него будет идеальная жена. – Супруг, я готова.
Посмотрев на нее, Пэн не смог сдержать улыбки. Она была одета в очередное безразмерное темное непривлекательное платье, влажные волосы прядями спадали на лицо. Но ничто не могло скрыть ее красоты: огромных глаз, сияющих добротой и искренностью, легкой улыбки на губах.
Что ж, его родители неплохо постарались, подумал Пэн. Он был очень доволен их выбором. В один прекрасный день он, возможно, даже влюбится в нее… Пока же она ему просто нравилась, но Пэн считал, что этого вполне достаточно. Хорошо, когда жена тебе нравится – так гораздо проще жить с ней.
Сообразив, что он стоит и улыбается как идиот, Пэн сделал над собой усилие, посерьезнел и жестом показал Эвелин идти впереди него. Итак, если бы она была его лошадью, он кормил бы ее яблоками и похлопывал по крупу; будь она его оруженосцем, наградил бы рукопожатием, похлопал бы по спине, хваля: «Молодец!» Тут Пэн в ужасе понял, что совершенно не знает, как поступить в этой ситуации с женой.
– О нет! Что…
Крик Эвелин отвлек его. Пэн хотел спросить, что ее так расстроило, но она в этот момент уже бежала к лагерю. Бросившись следом, он увидел, что из их палатки идет дым и вокруг собралась целая толпа.
Эвелин начала расталкивать людей.
– Жена! – Он схватил ее за руку, не давая войти в палатку, но из-за повязки не смог удержать, и Эвелин ворвалась внутрь.
Ругаясь, он последовал за ней.
– Все в порядке, – сказала его мать, закончив осматривать повреждения. – Никто не пострадал – это самое главное.
– Это точно, – согласился лорд Джервилл, подходя к Пэну.
Судя по жалобному стону, который издала Эвелин, взглянув на обуглившуюся постель, она не была с этим согласна.
– Что здесь произошло? – угрюмо спросил Пэн.
– Похоже, огонь от свечи перекинулся на овчину, – нехотя констатировал отец.
– Я же говорил тебе, слишком близко стоит! И велел, между прочим, задуть ее, прежде чем идти со мной.
– Я задула! – крикнула Эвелин. – Честно!
– Очевидно, нет, – прорычал Пэн. – Лично я не сомневаюсь, что ты так спешила, что просто дунула и вышла, не посмотрев, исчезло ли пламя.
Эвелин поджала плечи, чувствуя, что он прав.
– Да, супруг, должно быть, все именно так и было. Это я во всем виновата.
От такой реакции Пэн нахмурился. В ее голосе слышалась нечеловеческая подавленность, по щекам катились крупные слезы, и было невероятно тяжело наказывать ее за оплошность, когда она и так выглядела совершенно уничтоженной.
Вздохнув, он сказал:
– Что ж, в конце концов, это всего лишь стопка шкур. Никто не пострадал, и ничего сверхважного не сгорело.
– Ничего сверхважного… – эхом пролепетала Эвелин, упала на колени и, к его изумлению, разразилась громкими рыданиями.
Для Пэна было настоящим облегчением, когда мать выставила его вместе с отцом из палатки, сказав, что сама позаботится об Эвелин. Он-то и понятия не имел, как помочь ей. Единственной возможной причиной ее расстройств, как он понял, могла быть только постель, к которой она успела привыкнуть за это время. Сундук стоял в противоположном углу палатки, огонь до него не добрался. Пострадали только овечьи шкуры – очевидно, кто-то заметил пожар, когда он только начался, ведь даже сам навес не был тронут.
Точно, она заплакала из-за разрушенной постели. По приезде в замок Джервиллов Пэн раздобудет для нее целую стопку таких же овечьих шкур, лишь бы не расстраивалась. Он распорядится, чтобы их разложили у камина, и Эвелин сможет лежать на них, когда ей захочется.
Хотя… он с удовольствием присоединится к ней. Мысль была довольно заманчива – холодными зимними вечерами греться у огня вместе и пить сидр…
Нет, никакого сидра, подумал он. Эвелин наверняка прольет его на платье и снова будет думать, что неуклюжести ее нет предела. Но есть и другой способ: сначала раздеть ее, а потом уже дать сидр в руки. Да, это определенно выход из ситуации, решил Пэн, улыбаясь воображаемой картине. Эвелин голая, у камина, с сидром… даже если прольет – ничего страшного, тогда он просто слижет его с нее. Шикарная идея! Слизывать капельки с ее полной груди, ласкать языком затвердевшие соски, затем…
– Какого черта ты улыбаешься? Твоя жена только что спалила вашу постель! – заорал на него отец.
– Ага, спалила. – Улыбка Пэна стала еще шире. Опомнившись, он заставил себя выглядеть серьезным.
– Извини, сынок, что я вот так говорю, но… да, Эвелин очень милая девушка, но несчастья будто сами идут к ней. Если бы я знал…
– С ней все хорошо, пап, не нужно извиняться. Я вполне доволен ею.
– Что? – Уимарк ошарашенно уставился на него. – Она что, толкнула тебя, когда вы были на реке, и ты ударился головой?!
– Нет, конечно! – сердито ответил Пэн.
– Но что-то ведь случилось? – настаивал отец. – Сначала ты несколько дней подряд с первой же вашей встречи ругался и жаловался на ее слабость и отсутствие опыта, а теперь, когда она дотла спалила вашу постель, заявляешь вдруг: «Я вполне доволен ею»!
Пэн раздраженно взглянул на отца, но спорить дальше не стал. Вместо этого он позвал оруженосца и отправился вместе с ним на реку помыться и заодно обдумать дальнейшую жизнь Эвелин.
– Эвелин, милая. Ну, не надо, прошу тебя, – говорила леди Джервилл, опустившись на колени и обнимая девушку.
Эвелин изо всех сил пыталась остановиться, но не могла и, прижавшись к матери Пэна, продолжала рыдать. Она безумно устала, ей уже ничего не хотелось – только спать. С самого дня свадьбы одни беды, сплошные неудачи, одна за другой! А то, что произошло сейчас с постелью, было уже последней каплей, переполнившей чашу ее унижений.
Она рассчитывала, что туника и шоссы помогут изменить ошибочное мнение мужа о ней. Она не могла признаться ему, что умеет ездить верхом и что на самом деле никогда не была неуклюжа, что этим подарком надеялась продемонстрировать свое умение шить. Также появилась бы возможность доказать свою выдержку. Она объяснила бы, что засыпала днем, потому что ночами трудилась над его нарядом… Она приложила столько стараний, которые пропали в один миг из-за ее же собственной невнимательности. Эвелин думала, что затушила свечу, даже смутно припоминала легкий дымок, но, как видно, ошиблась.
