Джанмария Анелло - Подари мне счастье
– Запоздалое обручальное кольцо, – прошептал Ричард. Он не мастер красивых слов. Он не мог сказать, что оно напоминает ему ее глаза, золотые крапинки, мерцающие в зеленых глубинах, завораживающую улыбку с обещанием «навсегда» во взгляде. Еще слишком невинна и идеалистична, чтобы понимать, что навсегда – это всего лишь мечта.
Господи, как же Ли прекрасна! Ричард не смог бы вымолвить больше ни слова, даже если б от этого зависела его жизнь. Он обвил Ли руками за шею, опустил голову и привлек ближе.
Он накрыл ее рот своим и почувствовал, как мир взорвался. Каждая мышца, каждое сухожилие сжались и напряглись. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не разорвать на ней платье и не швырнуть на постель, не вонзиться в ее тело неистово, безудержно.
Он заставил свои руки медленно развязать завязки платья, легчайшим движением руки обнажить округлые плечи для своих прикосновений, губами следуя по дорожке, проложенной кончиками пальцев. Исследуя. Пробуя на вкус.
Контуры плеч. Изгиб шеи. Гортанные стоны Ли грозились сломать его хрупкое самообладание. Когда ладошки пробрались к нему под сюртук, широко распластав пальцы на груди, Ричард пропал. Рывком сорвал с себя жилет, и пуговицы разлетелись по полу. Господи, помоги! Ли засмеялась. Засмеялась тихим, робким, нервным смехом, который затронул какую-то струну в его душе и обжег дыхание. Ли потянулась к его рубашке, вытащила ее из бриджей, затем стащила через голову. А потом Ли подняла взгляд, и Ричард подумал, что может утонуть в зеленых глубинах этих глаз, до краев наполненных желанием. К нему. Только к нему.
– Я хочу, чтобы ты прикасался ко мне, – сказала она дрожащим голосом. Лицо ее пылало нежнейшим румянцем, когда она схватилась за край своей рубашки и медленно, так мучительно медленно стала поднимать ее выше и выше.
К тому времени, когда рубашка полетела на пол, Ричард уже весь дрожал от неукротимого желания. Но Ли еще не закончила мучить его. Встретившись с ним взглядом, она потянулась к поясу бриджей и стала расстегивать пуговицы, костяшками пальцев касаясь тугих мышц живота.
Болезненно возбужденный, Ричард думал, что пропадет еще до того, как она дотронется до него. Он потянул ее на кровать. Ноги обвились вокруг него, губы заскользили по шее. Запах Ли обволакивал, пылкие, нетерпеливые бормотания воспламеняли кровь.
Возможно, позже он подумает обо всех тех причинах, по которым должен держаться на расстоянии, по которым не должен прикасаться к ней, не должен так отчаянно желать ее – нуждаться в ней.
Но не теперь, когда им движет лишь это безрассудное желание пропустить ее волосы сквозь пальцы, вдохнуть аромат розовой воды, омывающий кожу, вкусить солоноватой плоти, устремиться в будущее, а не держаться за прошлое. Он скользнул в ее узкий проход, погружаясь глубоко, медленно и в то же время неистово, пока ее внутренние мышцы не сжались вокруг него, втягивая его сильной, властной пульсацией. Ее ногти царапали ему спину.
«Я люблю тебя». Эти восхитительные, ласковые слова терзали его, но Ли не произнесла их. Они звучали только у него в голове.
Ему следовало радоваться, ведь это именно то, чего он хотел. Тогда почему же ему стало так холодно, когда все закончилось и он прижал Ли к своей груди? Когда лихорадочное сердцебиение улеглось и вялая истома охватила тело? Когда в комнате повисла тяжелая тишина?
Рейчел уже сидела за столом когда на следующее утро Ли вошла в столовую. Чувство грусти на какой-то миг замедлило шаги Ли. Она могла только представить, как тяжело, должно быть, потерять мужа.
Однако Рейчел, похоже, переживает потерю на удивление хорошо. Она никогда не говорит о муже и не показывает скорби о его кончине. Нет, единственное, что она показывала, – это враждебность по отношению к Ли и странное собственническое чувство по отношению к Ричарду.
По крайней мере теперь Ли понимала, почему Рейчел живет в доме. Привязанность и любовь Ричарда к своей племяннице – восхитительные качества, которые Ли находила неотразимыми. Это давало ей надежду, что он так же легко примет в свой дом ребенка Кэтрин, если… нет, не если, а когда она найдет его, даже с пятном незаконнорожденности.
– Что ты там топчешься у меня за спиной? – вызывающе бросила Рейчел, даже не потрудившись оторвать глаза от чашки с чаем.
В течение этих трех недель Рейчел внешне изображала дружбу и поддержку, при этом потихоньку подрывая авторитет Ли у слуг. О, Рейчел всегда делала это с улыбкой на лице, но злоба в ее голосе была безошибочной, как и высокомерный наклон головы и покровительственная улыбка.
Раньше Ли прикусила бы язык, предпочитая не ссориться с невесткой, но не теперь.
Пришло время занять полагающееся ей по праву место в этом доме.
Она глубоко вздохнула.
– Я жена Ричарда. В качестве таковой я должна сидеть во главе стола во время официальных трапез и по правую руку от него в менее официальных случаях. Словом, ты сидишь на моем месте, и я вежливо прошу тебя пересесть.
Возможно, это прозвучало грубо, может, даже по-детски, но на карту поставлено гораздо больше, чем место за столом, и злобный взгляд Рейчел свидетельствовал, что она знает об этом.
– Нет, – ответила Рейчел, вскинув брови. – Ты приказываешь мне пересесть, но я не подчиняюсь твоим приказам, дорогая. Этот дом был моим задолго до твоего появления и будет моим еще долго после твоего ухода. А теперь будь умницей и сядь вон там.
– Я никуда не собираюсь уходить, – сказала Ли, борясь с желанием поправить платье под неумолимым взглядом Рейчел.
Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем Рейчел перевела взгляд на свою чашку.
– К чему поднимать шум? Обеденный стол – не место, чтобы устраивать детские истерики.
– И вот еще, – проговорила Ли. – Я не ребенок, и мне не нравится, что ты называешь меня так при каждой возможности.
Рейчел расширила свои бесцветно-голубые глаза.
– Бог мой, да мы сегодня не в духе. И что ты сделаешь, если я не пересяду? Упадешь на пол и начнешь брыкаться и визжать, как Элисон?
– Я никогда не видела, чтобы твоя дочь брыкалась и визжала, – возразила Ли.
Они сверлили друг друга взглядами до тех пор, пока Рейчел, в конце концов, не поднялась.
– Ты ведь понимаешь, что ведешь себя как тот самый ребенок, которым, по твоему утверждению, не являешься?
– Я не знаю, чем обидела тебя, – тихо проговорила Л и, – но знаю, что ты меня невзлюбила. Я надеялась, что мы станем сестрами. Если нет, то не могли бы мы, по крайней мере, оставаться вежливыми?
Рейчел выпятила нижнюю губу.
– В чем дело, дорогая? Не выспалась сегодня? Или просто проголодалась, потому что пропустила вечернюю трапезу? О, прости, надо полагать, ты была слишком занята тем, что удовлетворяла голод иного рода, и не стала утруждать себя посещением ужина, который я устроила в честь возвращения Сент-Остина.
