День, в который… (СИ) - Некрасова Екатерина
— А-а-а-а!..
Орал толстый Маллроу, тыча пальцем в воду за бортом. Из лазурных глубин глядела морда мартышки — с шевелящейся шерстью, вытаращенными глазами и зажатой в зубах про́клятой монетой.
На барке закричали хором. Элизабет с визгом вскочила с ногами на скамью.
Тут-то пираты и уронили Уилла Тернера.
Была суматоха. Чудом не захлебнувшийся Тернер, который со своей ногой и плыть-то не мог, не придумал ничего лучше, чем вцепиться в мартышку — которая, хоть и стала причиной гибели целого города, все же, будучи неразумным животным, плохо осознавала свое бессмертие, а посему вцепилась в борт шлюпки всеми четырьмя лапами. Вытащили обоих — хотя Воробей, замахав руками, категорически отказался брать мартышку на борт «Жемчужины». Уилла Тернера еле уговорили снова сесть в кресло, которое на сей раз удалось-таки поднять на палубу; затем по веревочной лестнице влезли все остальные, затем подняли багаж; потом Тернера тащили в каюту на растянутом одеяле и переодевали в сухое, а Воробей крутился рядом — с наигранным изумлением похлопал полуголого по плечу:
— Да ты у нас красавец парень, Уилл!
Тернер вспыхнул. Пират из-под ресниц стрельнул глазами на Норрингтона — тот по наивности среагировал непосредственно: отвернулся, закусив губу, чем изрядно развлек капитана Воробья.
Словом, к тому моменту, когда Воробей вдруг испарился, командор был уже весьма зол и потому лишь вздохнул с облегчением. Что было несомненной неосторожностью — он забыл, с кем имеет дело.
Эта мелкая неосторожность стала самой судьбоносной в его биографии. Удача, столь коварно изменявшая ему, на сей раз, по всей видимости, решила его облагодетельствовать, — но позабыла спросить согласия.
XVI
— …Кэп, что вы задумали?
Джек Воробей скорчил гримаску — и тут же нахмуренное лицо его вновь выразило самую что ни на есть напряженную работу мысли.
— Скажи, приятель, — кольцо на смуглом пальце мелькнуло под самым носом у Гиббса, — Пират должен быть одинок, так? Пират не должен интересоваться ничем, кроме золота?
— Вы мне не нравитесь, кэп.
Воробей отвернулся; грустно вздохнул.
— Я и сам себе не нравлюсь.
— Кэп, — Гиббс глядел жалостливо. — Ну кабы еще кто-нибудь другой… Но Норрингтон…
— Вот и я то же самое говорю! — расширенные темные глаза и растопыренные для пущей убедительности пятерни вдруг оказались совсем близко; впрочем, Воробей тут же отшатнулся, развернулся и быстро пошел прочь по коридорчику.
— Кэп!..
Капитан обернулся — приложил палец к губам; повернулся и исчез за поворотом.
Гиббс глядел ему вслед. Тяжело вздохнув, поскреб в затылке; многозначительно постучал себя пальцем по лбу; громко сплюнул и ожесточенно растер ногой.
…К двери каюты Джек Воробей подобрался на носках, придерживаясь за стены; прижался ухом. За дверью гудели голоса — Норрингтона, Элизабет и реже — Уилла, но слов он разобрать не мог. Пират вытащил из кармана камзола ключ — несколько секунд внимательно разглядывал; лицо его выражало самую искреннюю грусть. В глубине души Джек Воробей всегда верил, что недолюбливает бесчестные поступки. Подцепив ключ на палец, молитвенно сложил ладони и посмотрел вверх — точно прося у небес помощи в задуманном неблагородном деле. По пыльному потолку задумчиво пробирался таракан.
Воробей вздохнул, — и, не дыша, бесшумно вложил ключ в замочную скважину. Повернул раз и другой, прислушался; за дверью, кажется, ничего не заметили. Пират поднялся — и так же на носках, оглядываясь, удалился за угол.
…Солнце заметно склонилось к западу; тень от корабля накрыла шлюпку под кормой.
— Командор просил передать, что решил сопровождать наших гостей до места назначения! — Воробей кричал, перегнувшись через гакаборт. Внизу гулко плескалась, стучалась в обшивку вода; из пляшущей на ряби шлюпки глядели, закинув головы. — Он заботится о безопасности миссис Тернер… они как раз сейчас беседуют, — ухмыльнулся, подмигнул. — Старая любовь, сами понимаете…
Матросы переглядывались, пряча понимающие ухмылки; глуповатый Маллроу, не утерпев, громко фыркнул в рукав. Даже Гроувзу, вконец оглушенному всеми событиями этого дня, не пришло в голову усомниться в словах пирата. Командор, спасающий Воробья от Фишера, дочь и зять губернатора на борту «Черной жемчужины»… нет, больше лейтенанта Гроувза ничто не могло удивить. Он приказал гребцам отваливать, и вскоре мокрые лопасти весел заблестели на солнце.
— Поднять якорь! — грянул наверху голос Воробья.
— …Заперто! — командор дергал дверь. — Проклятье! Мерзавец!
Уилл Тернер, пытаясь сесть в койке, вдруг засмеялся. Норрингтон обернулся — гневно и ошарашенно:
— Чему вы радуетесь?!
Элизабет, сидевшая на табуретке у постели мужа, смотрела испуганно. Тернер — растрепанный, с мокрыми волосами, — продолжал улыбаться.
— Я не знаю, чего хочет Джек… Иногда он выглядит настоящим сумасшедшим. Но он никогда ничего не делает просто так.
Норрингтон отвернулся; с трудом сдерживаясь, чтобы в присутствии женщины не разразиться ругательствами, с разбегу ударил в дверь плечом. В глазах потемнело. Дубовая дверь дрогнула, но не поддалась. Зато стихшая было головная боль теперь очнулась и толчками запульсировала в висках. Норрингтон тяжело дышал; привалившись к двери, взялся за голову.
— Вы не высадите эту дверь, — сказал Уилл.
Норрингтон не удостоил его вниманием — выпрямился, отступил, ударил снова… Дверь содрогалась, с потолка сыпался сор.
Двое, переглядываясь, наблюдали за ним. Он и сам понимал, какое представляет зрелище — командор, с безумным видом бьющийся в дверь, оказавшись пленником на пиратском судне…
Все скрипело, над головой топали бегущие ноги. За окном в кренящейся стене с тяжелым плеском заваливалась океанская равнина. «Жемчужина» ушла в плавание.
— Командор, — и куда девалась всегдашняя застенчивость Тернера! — Попробуйте открыть замок. (Норрингтон обернулся — бывший кузнец смотрел искренне и, кажется, не издевался.) Попробуйте ножом…
Элизабет сунула Норрингтону шпильку. Через долгие минуты безнадежной возни и сдавленных проклятий (шепотом, сквозь зубы), раздался ее мелодичный смех.
— Вы бесталанный взломщик, Джеймс. (Поднялась; хватаясь за стену, добралась до Норрингтона, легко положила душистую руку ему на плечо.) Дайте мне.
Пораженный Норрингтон смотрел, как дочь губернатора, присев на корточки, деловито ковыряется шпилькой в замочной скважине. Что-то провернулось — замок щелкнул. Пол со скрипом кренился под ногами; дверь распахнулась.
— Когда я была маленькой, — опершись на поспешно подставленную руку командора, Элизабет выпрямилась, отряхивая юбку, — от меня запирали конфеты в буфет. (Лукаво улыбнулась.) Мне это никогда не нравилось.
Командор не дослушал — отстранив ее, выскочил в коридор.
…В небе, над парусами, плыли облака и бесстыдно развевался черный флаг. «Жемчужина» уже вышла на внешний рейд, и берег Ямайки стал туманной полосой на горизонте.
Стуча сапогами и расталкивая встречных пиратов, разъяренный Норрингтон взбежал на капитанский мостик. Воробей был тут — и встретил его самой широкой улыбкой.
— Командо-ор…
Норрингтон лишился дара речи.
— Видишь ли, Джимми… я тут пораскинул мозгами… и решил… — Воробей пробирался к нему, держась за ванты — этой шаткой своей, странно грациозной походочкой. Лицо… губы… И — на выдохе, заговорщицким полушепотом: — Что со мной тебе будет лучше.
Только увидев, как у Гиббса приоткрывается рот, Норрингтон осознал смысл фразы.
— Вы…
— Жизнь коротка, Джимми, — всего несколько шагов, и — пират рядом; морской ветер уносил запах пряностей. — Погляди туда, — смуглый палец в перстне ткнул в удаляющуюся Ямайку. — Они все хотели жить. Кое-кто из них даже почитал закон. И где они теперь? — Округлившиеся губы — близко-близко; бисеринки пота под усами… Шепот: — Смекаешь, о чем я?
Ошалевший Норрингтон только сделал странное движение головой — не то «да», не то «нет»; он и сам не понимал, что хотел бы ответить.