Алексей Пазухин - Самозванка (дореволюционная орфография)
Салатинъ теперь вполнѣ одобрилъ планъ бабушки и окончательно рѣшилъ отпировать свадьбу въ Ярославлѣ.
Сивый конь между тѣмъ довольно исправно везъ пролетку, и она скоро остановилась на Полянкѣ у домика Степаниды Аркадьевны.
Вѣра первая увидала бабушку и бросилась встрѣчать ее.
– Вася… Вѣруня! – вскрикнула старуха, увидавъ внучку и приняла ее въ свои объятія.
Долго-долго рыдала дѣвушка не груди старухи, а та цѣловала ее, гладила ея курчавые волосы, всхлипывала и отъ волненія ничего не могла говорить.
– Маменька что-ли ейная? – тихо спрашивала у Салатина Степанида Аркадьевна, тоже со слезами на глазахъ.
– Бабушка…
– Такъ, такъ… Важная должно быть старуха, строгая.
– Очень даже… Вотъ она сейчасъ васъ примется отчитывать за укрывательство бѣглянки!…
– Ну?
– Непремѣнно. Полицію хотѣла пригласить съ собою, да я ужъ отговорилъ…
– Ну, будетъ тебѣ, соколикъ, пугать-то меня старуху!… Я не при-чемъ тутъ, я скажу, что знать не знаю, вѣдать не вѣдаю замысловъ вашихъ…
Салатинъ засмѣялся.
– Вы самоваръ-то идите ставить, да чтобы варенье всякое было…
Старушка побѣжала.
– Постойте! – остановилъ ее Салатинъ. – Шампанскаго надо будетъ, такъ вотъ пошлите дворника… Заживемъ, запируемъ, Степанида Аркадьевна, загуляемъ!…
Ольга Осиповна между тѣмъ вошла въ комнаты, поддерживаемая подъ руку Вѣрою.
– Ну, дай же ты мнѣ, обманщица негодная, посмотрѣть на тебя! – сказала Ольга Осиповна и, отодвинувъ отъ себя Вѣру, стала смотрѣть на нее.
– Дѣвка, какъ дѣвка! – говорила она, покачивая головою. – И лицо дѣвичье и поступь, и станъ, а я дура простоволосая за мальчишку столько времени ее считала!… Да что я? я старая карга, а, вѣдь, и другіе тоже!… Ну, обдумали вы съ маменькою штуку!…
– Простите, дорогая! – проговорила Вѣра, рдѣясь румянцемъ.
– Богъ проститъ… Теперь все кончено, все забыто, да и не ты и виновата… Вася, вишь… Ахъ, Господи, Господи!…
Старуха оглядѣла дѣвушку съ ногъ до головы.
– Пригожая! – промолвила она. – Въ мать, – та, вѣдь, тоже была красива…
Ольга Осиповна оглянулась на Салатина.
– Ты, соколъ, любишь ее что-ли?…
Салатинъ взялъ Вѣру за руку и повелъ къ бабушкѣ.
– Больше жизни! – воскликнулъ онъ. – Благословите насъ, дорогая…
– А ты не торопись! – сурово остановила его стаpyxa. – У нея мать есть, а я „съ боку припека“, мое дѣло впереди… Надо послатъ за Анной, да батюшку пригласить, да по формѣ все сдѣлать…
____________________
И сдѣлали все по „формѣ“.
Въ этотъ-же день Вѣра съ матерью и женихомъ уѣхала въ Ярославль, а на другой день уѣхала за ними и Ольга Осиповна, пригласивъ домовничать старуху-родственницу.
Черезъ нѣсколько дней, въ самомъ началѣ „большого мясоѣда“ [17] была отпразднована свадьба и „молодые“, слѣдуя новой модѣ, уѣхали въ Крымъ, гдѣ начинался осенній сезонъ. Уѣхала съ ними и Анна Игнатьевна, уѣхала счастливая, расцвѣтшая, помолодѣвшая на десять лѣтъ и хорошо „награжденная“ матерью.
Были слухи, что Анна Игнатьевна тоже выходитъ замужъ, но слухи эти не подтверждались, а изъ Крыма она съ молодыми въ Москву не вернулась, отправившись въ Петербургъ, гдѣ у нея были какіе-то знакомые.
Ольга Осиповна хотѣла, было, посѣлиться въ домѣ Салатина и ужъ намѣревалась отдавать свой домъ подъ квартиру, да соскучилась по родному углу и вернулась въ него доживать свой вѣкъ, а чтобы ей не было одиноко и скучно, такъ она взяла съ собою Настеньку, – „модная дѣвица“ сумѣла помириться со всѣми, прикинулась лисичкою, смирилась и живетъ до сихъ поръ у Ольги Осиповны, высматривая хорошаго женишка.
Деньгами ее старуха награждаетъ и свахи знаютъ, что за „модною дѣвицей“ будетъ хорошее приданое…
КОНЕЦЪ
ПРИЛОЖЕНИЕ
Ванюшка и царевна
Жила-была в одной деревне крестьянка Марья. И был у нее сынок Ванюшка. Хороший вырос парень – красивый, здоровый, работящий. Вот приходит он как-то раз к матери и говорит:
– Матушка, а матушка.
– Чего, дитятко?
– Матушка, я жениться хочу.
– Так что ж, женись, Ванюшка, женись, ягодиночка. Невест-то всяких много: есть в нашей деревне, есть в соседней, есть в залесье, есть в заречье… Выбирай любую.
А Ванюшка отвечает:
– Нет, матушка, не хочу я жениться на простой-то крестьянке, хочу жениться на царской дочке. Удивилась Марья:
– Ой, Ванюшка, чего ты надумал! Не отдаст за тебя царь дочку-то. Ведь ты простой мужик, а она – шутка сказать – царевна!
– А почему не отдать? Я парень здоровый, работящий, красивый. Может, и отдадут.
– Ну что ж, пойди, Ванюшка, попытай счастья.
Собрала ему мать котомку, положила хлебца ломоть, – пошел Ванюшка свататься.
Идет лесами, идет горами – смотрит, стоит большущий дворец: стены золоченые, крыша золотая, на крыше петушок золотой сидит, крылечки все резные, окошки расписные. Красота! А кругом слуг – видимо-невидимо. Ванюшка и спрашивает:
– Тут царь живет?
– Тут, во дворце, – отвечают слуги.
– И царская дочка с ним?
– А куда она от отца-то денется? И она тут!
– Ну, так бегите к ней, скажите – пришел Марьин сын Ванюшка. Жениться на ней хочу.
Побежали слуги, – и выходит на крылечко царская дочка. Матушки, до чего же важная! Сама толстущая-толстущая, щеки пухлые, красные, глазки маленькие – чуть виднеются. А носик такой веселой пупочкой кверху торчит.
Поглядел Ванюшка на нее и спрашивает:
– Ты царская дочка?
– Конечно, я. Или не видишь?
– Я на тебе жениться хочу.
– Ну, так что за беда? Пойдем в горницу-то, побеседуем.
Входят они в горницу. А там стол стоит, самовар на столе и всякое-то, всякое угощение разложено. Ну, царь-то богато жил, – всего было много. Уселись они, Ванюшка и спрашивает:
– Ты невеста-то богатая? Платьев-то много у тебя нашито?
– А еще бы не много! Я ведь царская дочка. Вот утром встану, новое платье надену – да к зеркалу. Погляжусь на себя, полюбуюсь – да к другому зеркалу, в другом платье. Да потом третье надену – да к третьему зеркалу. А потом – четвертое…
Вот так целый день до вечера наряжаюсь да в зеркала гляжусь.
– До вечера, – Ванюшка спрашивает, – все наряжаешься? А когда же ты работаешь-то?
Поглядела на него царская дочка и руками всплеснула:
– Работать? Ой, Ванюшка, какое ты слово-то скучное сказал! Я, Ванюшка, ничего делать не умею. У меня все слуги делают.
– Как же, – Ванюшка спрашивает, – вот женюсь я на тебе, поедем мы в деревню, так ты сумеешь хлеб-то спечь? Печку-то растопить сможешь?
Пуще прежнего царская дочка дивится:
