Клод Анэ - Арина
Но не это главное, о чем я хотела тебе поведать. Я начала рассказывать, что мать использовала меня в каких-то темных целях, о которых не говорила мне.
Я была уже подростком. Ту зиму мы проводили в Каннах, у нас была там вилла в калифорнийском стиле. Каждое утро я отправлялась трамваем одна, отказывалась от постоянного эскорта гувернантки… Мать – и это меня удивило – согласилась с таким порядком. Она давала мне мелкие поручения, и я гордилась, что в двенадцать лет обладаю такой самостоятельностью. Однажды мать сказала мне:
– Посмотри на почте, нет ли корреспонденции на этом номере.
Она протянула мне клочок бумаги, я прочла: „X. В. 167, до востребования". Возвращаясь с занятий, я зашла на почту и протянула бумажку в окошко. Пожилой служащий в очках взглянул на меня, пожал плечами и прошептал: „Стыда на них нет!", потом из пачки писем достал одно и в сердцах бросил его мне. Я принесла письмо матери, которая поцеловала меня и одарила шоколадкой. Так повторялось много раз. Она ни разу не предупредила меня, чтобы я хранила в секрете эти походы на почту, но я и без того чувствовала, что у нас с ней общая тайна, и никогда не передавала ей письма в присутствии отца. Однажды весной, когда я подходила к почтовому окошку, передо мной внезапно появился отец.
– Что ты здесь делаешь? – ласково спросил он меня.
Я испугалась, так как поняла, что он, подозревая неладное, стал за мной следить. Но одновременно почувствовала, что он допустил тактическую ошибку. Выжди он пару минут, и я была бы поймана с поличным. Я подумала: „Вот уж глупость с его стороны! Но это не удивляет меня", – и ответила ему:
– Хочу купить марок.
– Но их сколько угодно дома, – строго сказал он.
– Да, для тебя с мамой, может быть. Для своей переписки я покупаю их сама.
Ему ничего не удалось вытянуть из меня. Я даже не упомянула матери об этом инциденте. Да и в каких словах я могла ей рассказать? Между нами не было близости, а только сообщничество.
Арина умолкла, выпила чаю, закурила сигарету.
Константин оставался задумчив и печален. Взглянув на него, Арина спросила:
– Хочешь узнать еще одну подробность, чтобы понять, что за отношения были между мной и матерью?.. За год до ее смерти, когда мне только что исполнилось тринадцать лет, мы жили в Риме. Я говорила и писала по-итальянски так же хорошо, как по-русски.
Однажды мать со смущенным видом вошла ко мне в комнату и протянула написанное ею по-итальянски письмо.
– Послушай, малышка, – сказала она. – Выправь это письмо. Мы с одним приятелем пишем роман в письмах. Но я не так сильна в итальянском, как ты. Не можешь ли мне помочь? Речь идет только о грамматических ошибках.
Она вышла, и я прочла письмо. Это был безумный любовный вопль, в котором героиня вспоминала о прошлых страстных свиданиях и молила еще об одном… Письмо кишело ошибками. Я поправила его и отдала в тот же вечер матери, не проронив ни слова. Она поблагодарила и заговорила о постороннем. Ты догадываешься, что я не поверила ее россказням… Я вспомнила о морском офицере, которого можно было часто видеть у нас перед тем, как он вдруг исчез… Вот какое воспитание мне дали, господин критик. Посмейте теперь делать мне замечания…
Константин молча вздохнул.
XVIII
АРБАТ
Часто в минуты мучительного беспокойства Константин наведывался к Наташе. Спасаясь от грозовой атмосферы „Националя", он стремился укрыться в ином мире, где на него снисходило спокойствие, безмятежность, душевное тепло. Рядом с Наташей будущий разрыв с Ариной, которого он безумно страшился, казался ему не столь трудным.
Они неоднократно обедали вместе, и он не скрывал этого от Арины. Решив разойтись, он выбрал спокойный, небрежный тон разговора с Ариной и не делал тайны из своих частых свиданий с другой женщиной. Арина слушала его равнодушно. – Я использую свободный вечер, чтобы пойти в Художественный с приятелем, – говорила она.
Арбатскими вечерами, сидя рядом на диване, Константин и Наташа мирно беседовали под чуть слышное гудение самовара. Нередко Наташа молча наблюдала за гостем. Иногда он появлялся у нее с искаженным лицом, нервный, уставший, с его уст слетали циничные фразы. Но в другие дни был весел, улыбчив, уверен в себе. Она догадывалась, что у него в душе разыгрывается драма, к которой она была непричастна. По молчаливому соглашению имя Арины никогда не упоминалось в их беседах, хотя они постоянно чувствовали ее незримое присутствие.
В эти спокойные вечера Константин иногда обнимал свою приятельницу и прикасался губами к обнаженному плечу. Наташа, не противясь, отдавалась этим опасным ласкам. Они с удовольствием продолжали двусмысленную игру, в которой Константину нравилась робость Наташи, а ей его Колебания.
Поэтому Константин весьма удивился, когда однажды вечером Наташа спросила его:
– Вы любите Арину Николаевну?
Это случилось вскоре после ужина в „Яре" и рассказа Арины о докторе Владимире Ивановиче. Константин еще не отошел от перенесенного потрясения.
Он вздрогнул, услышав вопрос Наташи. Ему показалось, что ее голос был эхом его собственной совести. Мгновение раздумывал, потом решительно и прямо сказал:
– Нет, я не люблю ее… Я жил с ней, привязан к ней, это исключительно одаренная, яркая и страстная натура. Но, по ряду причин, о которых не могу рассказать, потому что и сам не уверен в их истинности, она, пустив в ход железную волю и дьявольское искусство, задалась целью помешать тому, чтобы в ней родилась любовь. Возможно, она меня и любит, но предпочла бы умереть, чем сознаться в этом… Я тоже мог бы полюбить ее, он она не захотела. Вот почему я решил расстаться с ней. Разлука уже не за горами, поэтому я не могу обсуждать это с вами. Она продолжит свою бурную занимательную жизнь, которую остерегусь назвать романтической, ибо нет сердца более холодного, ума более рационального даже в страсти, даже в самых пламенных чувствах… Я буду свободен, – прошептал Константин, склоняясь к Наташе… – Дорогой друг, не спрашивайте меня больше об этом сегодня. Я уезжаю в Петербург. Обещайте, что после возвращения пригласите меня отобедать в вашем доме.
XIX
ШКОЛЬНИЦА
Когда он вышел от Наташи, было еще не поздно, и он пешком пошел с Арбата в гостиницу. Беседа с Молодой женщиной укрепила решение Константина ускорить разрыв с Ариной. Произнеся наконец вслух то, что не выходило у него из головы, он понял и то, что сделать это надо как можно скорее. Он пережевывал обиды, которые нанесла ему Арина. Можно ли продолжать жить с такой злой и циничной девушкой, которая получала удовольствие от того, что мучила его, готовила яд, чтобы отравить запускаемые в него стрелы. Он заводил себя, чувствовал, как вскипающее в нем возмущение переходит в ненависть к Арине, которая представала перед ним во все более неприглядном облике.
![Владимир Михановский - Гостиница «Сигма» [Сборник]](/uploads/posts/books/82491/82491.jpg)
