Ли Бристол - В кольце твоих рук
Сторм встала, притаптывая башмаки.
— Почему ты это делаешь? — не сдержалась она.
Саймон пристально посмотрел на девушку. Было в этом взгляде что-то такое, что напомнило ей, как он в первый раз дотронулся до нее, — неохотно, несмело… и очень нежно. Но это длилось лишь мгновение, затем его взгляд снова наполнился презрением.
— Поверьте, — холодно произнес он, — я и сам неоднократно задавал себе этот вопрос.
Йорк критически оглядел пленницу с головы до ног:
— Ладно, сойдет. — Он взял у священника молитвенник и вложил его в руки Сторм. — Наклони пониже голову и, что бы ни случилось, не произноси ни звука. А ты, — обернулся он к юноше, — ложись и накройся с головой. За тобой скоро придут.
Парень лег на нары, как ему было сказано, повернулся лицом к стене и накрылся одеялом.
Саймон постучал в дверь:
— Эй, стражник!
В коридоре послышались шаги, звяканье ключей, и дверь открылась. Сторм встала в тень Саймона, низко опустив голову.
— Леди, похоже, не желает исповедоваться, — сказал Саймон. — Да помилует Бог ее душу!
— Неудивительно, — откликнулся стражник. — Эта девка, должно быть, ведьма. Заставьте ее дотронуться до Библии — и, сами увидите, она рассыплется в пепел, уверяю вас!
Саймон вышел из камеры, и Сторм с замиранием сердца последовала за ним. Ей казалось, что все это длится целую вечность — болтовня стражника, звяканье ключей, сырой могильный запах, бесконечный путь по тюремным коридорам, гулкое эхо шагов, отчаянный стук ее сердца, и одна мысль: «Свобода, свобода…»
Она так и не поняла, почему Саймон решил устроить этот побег, но ей было все равно. Сторм ощущала прохладное, свежее дыхание ночного воздуха, слышала скрежет тюремных ворот за своей спиной, чувствовала руку Саймона, крепко державшую ее за локоть. Саймон подвел ее к карете, стоявшей в переулке. С наступлением ночи часть собравшихся у тюрьмы разошлась по домам, но все еще оставалась большая толпа, и до Сторм долетали голоса, выкрикивавшие проклятия. В тот момент, когда Саймон подсаживая ее в карету, Сторм краем глаза заметила, что неподалеку что-то горит. Обернувшись, она увидела соломенное чучело, подвешенное за шею, к которому двое мужчин подносили горящие факелы под одобрительные крики толпы. Сторм с ужасом поняла, что соломенное чучело изображает ее. Передернувшись, она села в карету.
Саймон, усевшись напротив, захлопнул дверцу, и карета сразу же тронулась. Они проехали мимо толпы, и Сторм, не удержавшись, чуть отогнула занавеску, чтобы посмотреть, как горит несчастное чучело. От Саймона не укрылось направление ее взгляда.
— Ну, в чем дело? — насмешливо произнес он. — Неужели вас так удручает собственная казнь? Не кажется ли вам, что это удовольствие действительно лучше оставить чучелу?
Сторм еще с минуту удрученно смотрела на «собственную казнь», затем облегченно вздохнула. Пусть эти придурки казнят какое угодно чучело — ей они уже ничего не сделают. Она свободна!
Девушка сдернула капюшон и с победным видом посмотрела на Саймона. Глаза ее возбужденно сняли.
— Здорово! — воскликнула она. — Черт побери, ты все же неглупый парень, я это сразу поняла. А где мой корабль — ты везешь меня к нему? А моя команда? Тысяча чертей, Саймон, да мы с тобой отличная пара! Эта толстая свинья Спотсвуд думал, что ему удалось поймать Сторм О’Малли! Черта лысого он меня поймал! — Она громко рассмеялась. — Мы ему еще покажем, этому индюку! Ты и я — вместе мы заставим трепетать все побережье!
Она вдруг заметила, что Саймон не отвечает. В карете было темно, и Сторм не видела его лица, но в молчании ее спутника было что-то настораживающее. В чем дело? Его не привлекало ее предложение?
— Да не молчи ты, наконец! — потребовала она. — Где мой корабль? Куда мы едем? Ты скажешь мне или нет?
— Нe знаю я, где твой корабль, — буркнул Саймон. — И, сказать по правде, знать не хочу! — В его руках вдруг оказался шелковый шейный платок. — А едем мы туда, куда я тебя везу, и, уж во всяком случае, подальше от моря! Дело в том…
On вдруг наклонился к Сторм. Не успела она понять, что к чему, как он схватил ее руки и перевязал запястья платком.
— Дело в том, крошка, — закончил Саймон, — что теперь роли переменились, и ты — моя пленница.
Глава 13
Кристофер Гейтвуд в этот вечер остался дома, что было нетипично для такого завсегдатая всевозможных вечеринок, как он. Однако из-за толпы, cобиравшейся судить какую-то пиратку, выходить на улицу было небезопасно. К тому же Кристофер довольно сильно перебрал вчера и решил, что ему на этот раз лучше устроить выходной.
Вообще-то, если не считать всего этого шума вокруг пиратки, в городе давно ничего не происходило. Большинство, как и следовало ожидать, собиралось на лето покинуть Уильямсберг, и Кристофер уже приготовился к тому, что сезон предстоит довольно скучный. Он и сам хотел поехать за город — у его отца была обширная плантация на берегах реки Джеймс — но в конце концов решил, что лучше париться в городе, чем слушать занудные лекции старика о том, как выращивать скот и усовершенствовать систему орошения полей. Мачеха Кристофера была симпатичной, хотя порой немного надоедливой женщиной, и он думал о том, не пора ли ей устроить вечеринку-другую, чтобы он мог познакомиться с новыми девушками из высшего света. Во всяком случае, все лучше, чем торчать в провинции.
Кристофера — тридцатилетнего холостяка с приятной наружностью — многие мамаши в Уильямсберге считали выгодной партией. Пройдя курс юридических наук, он был избран членом городского парламента, а в свободное время, которого у него оставалось довольно много, занимался частной адвокатской практикой, тоже, впрочем, особо себя не утруждая. Он любил читать речи в суде — но, скорее, потому, что не прочь был блеснуть красноречием, а не из-за интереса к адвокатской рутине.
Если Кристофер брался за дело, то можно было быть уверенным: либо клиент не имел привилегий, либо был неплатежеспособен, либо — что скорее всего — заведомо невиновен. Впрочем, его мало интересовало, виновен клиент или нет, — ему больше нравился сам процесс защиты, а до торжества справедливости ему было мало дела. Чаще всего Гейтвуд выплачивал долг клиента из собственного кармана — не столько из сочувствия, сколько просто ради того, чтобы побыстрее отделаться от обузы.
Кристофер любил карты, борьбу за всяческие призы, лошадей и женщин. Не любил он три вещи: церковные проповеди, браться за дело, если не был уверен, что выиграет его, и одиночество. Его жизненное кредо было простым — наслаждайся, пока жив. И он всегда следовал этому мудрому правилу.
