Шэна Эйби - Столетнее проклятие
Авалон была потрясена до глубины души. Неужели это было только видение? Никто, однако, не удивлялся, не озирался по сторонам. Только по виду Маркуса она поняла, что все это ей отнюдь не привиделось. Сдвинув брови, он сделал глубокий вдох, словно тоже учуял мерзкий, нечеловеческий запах.
Взгляды их встретились.
— Сера, — сказал Маркус.
Все существо Авалон взбунтовалось при этом слове. Не может быть!
— Не может быть! — повторила она вслух.
Маркус понизил голос, чтобы их не услышали остальные.
— Снова лжешь самой себе, Авалон?
— Это была иллюзия, — так же тихо ответила она. — Вымысел. Видение. Призрак.
Маркус одарил ее знакомой ледяной усмешкой.
— Здесь у нас повсюду призраки, миледи, и им безразлично, веришь ты в них или нет.
Девочки, собиравшие шерсть, осторожно подошли ближе. Юные лица их были бледными, изможденными. Авалон тотчас ощутила их изумленное восхищение, а еще — как болят их исколотые пальцы, как отсырели ноги в дырявых башмаках.
Ей хотелось разрыдаться вместе с призрачным лэрдом. Ей хотелось оплакивать этих девочек, которые не знали в жизни ни единого дня без тяжелой работы, ни разу не видели платьев, расшитых драгоценными камнями, — а потому даже и не мечтали об этаком наряде. Ей хотелось плакать над скудным уловом лосося, над загубленным зерном с северных полей. Боже милосердный, что же ждет всех этих людей?
Маркус выпустил ее руку, отошел к сородичам, толпившимся поодаль, и растворился в толчее одинаковых тартанов, в слитном гуле местного говора.
Девочки, собиравшие шерсть, смотрели ему вслед с неприкрытым обожанием.
Авалон осталась одна в серебристо-зеленой траве, под надменным взглядом окаменевшего эльфа.
Тогда к ней подошел маг. Они стояли бок о бок — два чужака в этом горном краю. Бальтазар задумчиво оглядывал долину, заросли ежевики, смятый человекоподобный камень.
— Удивительная страна, — наконец сказал он.
Авалон пожала плечами и промолчала.
— Дикие земли и храбрые люди, — продолжал маг. — Эти горы, похоже, могут заговорить с господом, если он одарит их речью. Волшебство, древние предания, крепкое хмельное питье. От такой смеси у кого угодно голова пойдет кругом.
Вернулся ветер, зашуршал в траве у их ног, и девочки-собирательницы очнулись, молча вернулись к своей работе, хотя по-прежнему поглядывали то на Маркуса, то на Авалон.
Наклонившись, Бальтазар сорвал цветок с голубовато-белыми лепестками.
— Я хочу задать тебе один вопрос, леди. Ты ответишь?
Авалон смотрела, как его темные гибкие пальцы скользят по белизне лепестков.
— Отвечу, — сказала она, — если смогу.
Маг улыбнулся.
— Взвешенный ответ умудренной годами души. А вопрос таков: что ты помнишь об этом месте?
Озадаченная, Авалон неуверенно огляделась по сторонам.
— Ничего, — сказала она наконец. — Я здесь не бывала ни разу. Хэнок поселил меня в деревушке, далеко к северу. Там я и жила все время.
— Нет-нет! — Маг замахал рукой, отгоняя эти слова, точно надоедливых мух. — Не из этой жизни — из предыдущей. Что ты помнишь?
— Не из этой жизни? — смятенно повторила она. — Не понимаю.
— Иные люди верят, что после смерти мы вновь и вновь возвращаемся в смертную плоть. Они говорят, что каждая такая жизнь — это урок, преподанный душе, дабы приблизить ее к господу.
Авалон с полуслова поняла его и задумалась над этой еретической мыслью.
— Значит, рая вовсе нет? И ада — тоже?
Маг улыбнулся, едва заметно, лишь уголки рта дрогнули в сдержанном веселье.
— Это уже предмет для теологического спора.
Впрочем, я полагаю, что ад — это когда душа постоянно возвращается в мир, так и не выучив своих уроков.
Но ведь призрак и вправду рыдал, и его страдальческие речи разрывали душу Авалон. Омерзительный запах серы был реален, как ветер и горы.
— И каков же будет мой урок? — медленно, недоверчиво спросила Авалон, не отрывая глаз от цветка, который маг вертел в руках.
— Только ты можешь это сказать, — ответил Бальтазар. — Только тебе дано это знать. Ответ — в глубине твоей души. Там его и ищи.
Он вдруг поклонился Авалон, прижав ладони ко лбу, а затем вручил ей цветок.
Девушка приняла его, мельком глянула на хрупкие лепестки, на зеленый бархатистый стебель. Когда она подняла глаза, маг был уже далеко. Он широкими шагами шел по тропе к Саверу. Маркус не сводил с нее глаз.
Авалон отвернулась от него и увидела, что девочки тоже глазеют на нее и жарко перешептываются.
И вдруг Авалон почувствовала себя глубоко, отчаянно одинокой. С детских лет не знала она такого полного одиночества. В те далекие дни одиночество было ее врагом, и она боролась с ним так же яростно, как боролась со всеми другими врагами, начиная с Хэнока. И теперь ей было не слишком приятно понимать, что она по-прежнему одинока.
Поблизости рос пышный куст ежевики. Авалон побрела к нему, издалека заметив, что на шипах белеют клочки овечьей шерсти.
Авалон протянула руку и с неожиданной легкостью сняла клочок шерсти с шипа. Рядом был второй клочок, побольше. Авалон потянулась и за ним и уколола палец.
Девушка отдернула руку. На пальце выступила яркая капелька крови. Отчего-то Авалон вдруг захотелось плакать.
— Ой, миледи, — произнес за ее спиной девичий голос, — вы поосторожней с этими шипами. Они так колются.
Сунув под мышку корзинку с шерстью, девочка взяла ладонь Авалон и осмотрела царапину. Другие девочки бросили работу и окружили их.
— Могло быть и хуже, — заметила одна.
— Нужно выдавить кончик шипа, — посоветовала другая.
— Ага, — согласилась девочка, державшая руку Авалон, и принялась давить на уколотый палец, покуда из ранки не вытекла круглая капля алой крови.
— Если шип останется в ранке, будет ужасно чесаться, — со знанием дела пояснила девочка.
Авалон окинула взглядом своих добровольных спасительниц и лишь сейчас заметила, что их ладони и пальцы обмотаны полосками полотна. И все равно на руках у них было множество царапин.
— Видно, я не такая милая, если шипы ежевики не склоняются передо мной, — неловко пошутила Авалон и тут же пожалела, что так легкомысленно говорит об их священной легенде.
Девочки приняли ее слова всерьез и, качая головами, наперебой залепетали, что миледи, мол, конечно, такая же милая, как жена древнего лэрда. Это шипы ежевики, видно, переменили свой нрав из-за проклятия.
Авалон мучительно было думать, что эти доверчивые болтушки и впрямь считают, будто она — живое воплощение легенды, когда на самом деле она ничего, ничего не может сделать, чтобы оправдать такую безоглядную веру.
— Что случилось? — спросил Маркус.
