Сабрина Бродбент - Если в сердце живет любовь
К сожалению, газеты сообщали и иные новости.
«Гевин Сэш расстается со второй женой! — кричал заголовок. — Рок-звезда Гевин Сэш и модель Бонни Бэнкс подали на развод после двенадцати лет брака. «Расставание крайне тяжело, но необходимо нам обоим», — сказала Бонни, которая сейчас находится на Гавайях. Гевин Сэш продолжает жить в семейном особняке в Беверли-Хиллз, где его видели с таинственной блондинкой. Услышать комментарий артиста не удалось».
Я не заплакала. Окаменела от горя. Рядом со статьей была напечатана фотография мамы и папы, совсем новая: оба стояли на красной дорожке во время церемонии «Грэмми». Чтобы изобразить разрыв, редакция нарисовала между ними жирную черную линию.
Глава 15
— Хизер хочет все продать?! — восклицает Лиззи слишком громко и закидывает правую руку за голову, пытаясь принять позу, которую до сих пор понимает неправильно.
— Тсс… — шипит на нас стоящая впереди «твинки» в прозрачных леггинсах, через которые видны трусы.
— Но это же кошмар! — продолжает возмущаться Лиззи, правда, теперь уже шепотом. — Она обязана отдать те вещи, которые вы захотите сохранить.
— Я надеялась, что так и будет. Но она говорит, что надо двигаться вперед.
— Сука!
— Наверное, ей просто очень плохо без папы.
— Знаешь, в чем твоя главная проблема, Перл? — спрашивает Лиззи. — Ты не можешь тоже стать сукой. Пора разозлиться и ответить Хизер ее же оружием. Да, надо вести разговор на равных. Почему ты всегда скромничаешь и уходишь в тень?
— Вовсе нет.
Лиззи надувает детский розовый пузырь из малиновой жвачки, и «твинки» снова недовольно ворчит.
— Кроме того, твой отец должен был составить завещание.
— Полагаю, он это сделал.
— И что же?
С вытянутыми руками и широко расставленными ногами мы медленно движемся — вернее, как предписано наукой, перетекаем — в позу, которая мыслится как поза дракона, хотя, честно говоря, образ орангутанга кажется более актуальным. Сейчас половина третьего. Мы в клубе «Кранч» на бульваре Сансет, занимаемся китайской гимнастикой цигун. В самом Китае она популярна с глубокой древности, но в Лос-Анджелесе появилась совсем недавно. Упражнения положено выполнять молча, сосредоточенно, в полной тишине, но Лиззи решительно вызвалась меня сопровождать. Сказала, что не хочет бросать подругу в сложное время. Очень мило с ее стороны, хотя, по-моему, ей просто хочется поговорить о первом свидании с Кэмероном Валентином. Он использовал время с толком, однако потом попросил разрешения удалиться, так что до главного дело так и не дошло.
— Как бы там ни было, а отец наверняка оставил тебе кучу денег. В любой печали можно найти утешение. — Лиззи коварно улыбается. — Только подумай обо всем, на что сможешь потратить наследство.
— Лиззи! — укоризненно перебиваю я, хотя отлично понимаю, что подруга всего лишь пытается рассмешить.
Джейд, наша преподавательница, бросает осуждающий взгляд.
— Все мы — часть вселенной, а потому испытываем притяжение как неба, так и земли. Главное — найти баланс между двумя стихиями, — объясняет она и изгибается так, что становится похожей на дерево. В зале негромко играет китайская музыка. — Энергетическое поле, притягивающее все живое, должно иметь центр, поэтому в своей работе мы используем термин «центрирование». Он подразумевает состояние отсутствия дисбаланса.
Я делаю глубокий вдох и стараюсь не впасть в дисбаланс. Со смерти папы прошло десять дней, и мне необходимо ощутить центрирование, что бы, черт подери, оно ни значило. За это время я успела совершить немало подвигов: разбила боковое зеркало в машине, потеряла айпод и пропустила назначенный визит в салон красоты, чего раньше не случалось ни при каких обстоятельствах. Да, необходимо найти центр энергетического поля. Упорно пытаюсь сосредоточиться. Искать центр очень приятно: процесс успокаивает, организует и даже немного отвлекает от мыслей о страшной мести, которой заслуживает Хизер.
— Хочешь услышать, как прошло свидание с Кэмероном, или нет? — шепчет Лиззи.
— Нет, — шепотом отвечаю я и даже улыбаюсь. Дело в том, что мой ответ все равно ничего не изменит.
— Медитация достигает состояния концентрации в центре и невозможности эту концентрацию нарушить, — бубнит Джейд. Ровный голос усыпляет. Сосредотачиваюсь на собственном центре. Интересно, где он может находиться? Что, если в сердце? Думаю о сердце. Бьется, качает кровь. Думаю о папином сердце. Не бьется. Лучше послушать болтовню Лиззи.
— Потом расскажешь, — шепчу я, пока мы сгибаем колени и перетекаем в следующую позу. Надо все-таки постараться и сконцентрироваться на балансе. Последние дни прошли при полном отсутствии баланса; даже странно, что земной шар как-то удержался на своей оси и не опрокинулся. Я звонила маме, и мы долго разговаривали.
— Уже слышала по радио, — ровным голосом ответила она, когда я рассказала, что случилось. — Глупый старик. Не знал меры в сексе, вот в чем его проблема.
Очень хотелось услышать пару добрых слов об отце. Нет, даже мертвый, он не заслуживал ни снисхождения, ни прощения. Как был, так и остался источником разочарования.
— Я не поеду на похороны, Перл, если ты звонишь из-за этого. Не собираюсь становиться в очередь с другими женами.
Я ответила, что она вовсе не обязана ехать, а позвонила я, чтобы поговорить и сообщить печальную весть. Хотя, конечно, если бы мама приехала, на душе стало бы теплее. Мы никогда не были особенно близки, и все же порою мне очень ее не хватает. Сама не знаю почему.
Наверное, к кактусу легче приласкаться, чем к маме. Однажды, когда я была еще подростком, она спокойно, равнодушно заметила, что некоторые женщины рождены для материнства, а некоторые созданы для других целей. К сожалению, она не относилась к числу естественных, земных матерей. Нет, конечно, она вовсе не злодейка в духе Круэллы де Виль; ей просто неинтересно. Кажется, она считает, что материнство заканчивается в момент появления ребенка на свет. Родила — и продолжай спокойно заниматься собственными делами, словно ничего и не произошло. В детстве не тоскуешь по тому, чего не знаешь. Но сейчас я иногда задумываюсь, какой бы могла стать, если бы постоянно ощущала мамину заботу и поддержку.
Мама наполовину испанка — на католическую, неврастеничную половину. Родина бабушки подарила ей гладкую кожу с оливковым оттенком, большие карие глаза, волосы цвета темного шоколада и склонность к посещению церкви. Развод противоречит ее жизненным принципам. Во всяком случае, так было во время расставания с папой.
