Эмине Хелваджи - Дочь Роксоланы
Определял его ценность ювелир до обидного просто. Щелкнул ногтем, потом ногтем же ковырнул. Почти не глянув, опустил на чашку весов, хотя вес угадал, должно быть, и без этого: сразу положил на соседнюю чашку две небольшие гирьки, в результате чего обе чаши замерли в равновесии.
Посидел немного, не поднимая глаз и не говоря ни слова.
– Золото отличное, почтенный Багдасар, – счел себя обязанным вступиться за честь браслета Яши, – ты на клеймо посмотри.
Седобородый ювелир какое-то время пребывал в прежней молчаливой неподвижности, затем посмотрел не на клеймо, а на Яши. И перевел взгляд на Исилая – с руки-то браслет снял именно он.
– В каких монетах молодой господин предпочел бы получить плату?
– В меджидие! – гордо ответил «молодой господин». – По весу.
– Что ж, если молодому господину угодно…
Меняла открыл денежный ящик, вынул оттуда тяжело звякнувший холщовый мешочек. Потом зачем-то заменил чашки весов на бо́льшие. Причина этого прояснилась через миг: переложив браслет на правую чашку, в левую он начал пересыпать из этого мешочка монеты. Медные монеты.
– Эй, что ты делаешь! – возмущенно пискнул Исилай. – Эй, ты! Почтенный Багдасар!
– В Сандаловом бедестане не следует так кричать, молодой господин, – невозмутимо произнес меняла. – Особенно в этой его части. У некоторых посетителей это вызывает сильное беспокойство.
Исилай на его слова не обратил никакого внимания, а вот Яши обернулся. И действительно, неподалеку остановился какой-то человек, не очень молодой, но крепкий, в обычной, не стражнической одежде. Похоже, один из тех вольно расхаживающих меж рядами, но ничего не покупающих людей, которых они заприметили еще в прошлый раз.
Обеспокоенности на его лице не читалось вовсе. Оно вообще по выразительности было как булыжник.
– Так что же, молодой господин, ты не хочешь брать цену этой монетой? Воля твоя. Но знай, что, когда говорят о «меджидие по весу», имеют в виду как раз это. Вес товара, измеренный в медных мангирах.
– Да что ты такое говоришь… э-э… почтенный Багдасар! – Возмущению Исилая не было предела. – За девчонку меня держишь?! Меджидие – это золотая монета, достоинством дороже гуруша на… на…
– На пятую часть, – сухо уточнил старый армянин. – И да будет тебе известно, молодой господин, что когда такие браслеты, как твой, продаются за золотые монеты, то это происходит не ровно по весу. На треть дешевле, если говорить о меджидие или гуруше, и на треть с четвертью и одной дюжиной, если речь идет о венецейском дукате. Но меджидие как монета – одно, а меджидие как само понятие «деньги» – другое. Даже если эта разница тебе неизвестна, молодой господин.
Исилай быстрым движением сцапал свой браслет с весов. То, что меняла не предпринял ни малейшей попытки помешать ему, почему-то очень смутило мальчика. Настолько, что он не повернулся тут же к прилавку спиной и не зашагал прочь, как явно намеревался.
– Спасибо за разъяснение, почтенный, – быстро вмешался Яши. – Скажи, можешь ли ты выплатить нам стоимость браслета в другой монете? В акче, например?
– Воля ваша, молодые господа. – Багдасар степенно кивнул. – Предпочтете новые или старые акче?
– Новые. Мы всегда ими платим, – тут же ответил Исилай. И ткнул пальцем в один из монетных столбиков.
Старый армянин пожевал губами.
Монеты в этом столбике действительно выглядели новее, чем в соседнем, – стертые, с трудноразличимой чеканкой, изношенные до толщины чешуек. И да, братья сегодня, отправляясь в город, набили кошелек именно такими монетами. Но у Яши вдруг появилось ощущение непоправимой ошибки. Он попытался было дать знак брату, что, мол, пора уносить ноги, но тот, не оборачиваясь, отмахнулся.
– Не беспокойся, молодой господин. – Теперь старик смотрел только на Яши. – Я ничего не сделаю. Именно ничего. В том числе не приму у вас браслет и не выплачу за него ни гроша.
– Почему?
– Потому что. Ты вот, было дело, удивился, что я не посмотрел на клеймо. Ну а к чему мне лишний раз смотреть на то, что сразу заметил. Очень известного… владельца клеймо, очень. И, наверное, только в его… доме могут не знать, что акче теперешнего чекана в три и восемь дюжинных раза менее полновесна, чем старая акче, зато после года хождения по рукам выглядит старее старой. Уж поверьте мне, молодые господа, – старик одним движением пересыпал медяки обратно в мешочек, – я не буду покупать собственность этого владельца. Особенно у его же собственности.
– Мы не собственность, – надменно произнес старший мальчик. – Знаешь ли, ювелир, кто мой отец?
– Нет, молодой господин, – ответил Багдасар без страха и любопытства. – И что же, это он поручил тебе обменять браслет на меджидие или акче?
Меняла встал, показывая, что разговор окончен.
– Благодарю за объяснение, почтенный. – Младший мальчик старался держать в поле зрения и старика, и булыжниколицего (тот не тронулся с места и вообще, кажется, утратил к ним интерес после того, как голоса упали до обычного звучания). – А что до того, кто мы и откуда, так ведь если яхонт упадет в грязь, он все равно не станет стекляшкой, ты согласен? Но в любом случае мы сейчас уходим. Да будет твой день удачен.
Багдасар молча склонил голову.
* * *Это случилось почти сразу на выходе из бедестана.
Орыся (сейчас, когда речь шла уже только о том, как бы поскорее вернуться домой, она больше не думала о себе как о Яши) очень опасалась того момента, когда им придется пересекать тесные, полутемные даже днем, почти безлюдные улочки. Было таких сколько-то между ними и дворцом, и никак не обминешь их за оставшееся время. В пестрой рыночной толкотне ее ничего не пугало. Даже обокрасть теперь вряд ли могут – потому что поздно. Кошелек у сестры уже вытащили, а браслет с запястья так просто не сорвать, да он и скрыт под рукавом.
И вот эта рыночная толкотня вдруг как-то сгустилась вокруг них с Михримах, сгустилась и замерла, перестав быть сама собой. Именно что не протолкнуться. То есть девочки дернулись было, но тут же поняли: бесполезно.
Четверо мужчин стояли вокруг, плотно затиснув их меж собой.
Чья-то рука потянулась зажать рот. Орысе удалось увернуться, и от второй попытки тоже. Но бежать по-прежнему было некуда.
– Орать будешь? – деловито спросил ближайший, самый плечистый из всех. И показал волосяную удавку.
Наверное, все-таки можно было успеть закричать. Очень может быть, что громкий и недвусмысленный призыв на помощь действительно привлечет общее внимание, да и стражники ведь здесь частые гости, это же не окраинные ряды. Неизвестно, применил бы этот мордоворот удавку, может, он все же запугивал только. Мертвое тело на базар-майдане, пожалуй, не по правилам. Особенно здесь, прямо под Сандаловым бедестаном.
