Мэй Макголдрик - Кольцо с изумрудом
Шотландия! Божественный, блаженный край! Как она мечтала оказаться там как можно быстрее.
– Деточка, куда опять подевалась твоя сестрица?
Пожилая полная женщина, тяжело дыша, преодолела последние ступеньки лестницы, ведущей в мансарду, где обитала Элизабет. На лице женщины выступил пот. Она грузно опустилась на ближайший стул, который жалобно скрипнул под ее тяжестью, и достала из кармана платок, чтобы вытереть лицо.
– Она пошла прогуляться. Как она выразилась – сказать последнее прости своим друзьям. – Элизабет посмотрела через гору свертков и узлов на хозяйку дома. – А вы-то здесь зачем, Эрнеста? Я ведь говорила вам, что не надо при вашем сердце взбираться на такую верхотуру!
– Ничего страшного! – ответила Эрнеста, улыбаясь темноволосой девчушке, что удобно пристроилась на спине Элизабет, обхватив ее за шею ручонками. Ноги ее смешно болтались сзади. – Иди-ка ко мне, Джеми! Дай своей тетушке закончить картину. Видит бог, если бы не она, никто бы и пальцем не пошевелил…
– Пожалуйста, Эрни, не забывай – «дядя», и только «дядя»! Иначе мы никогда не приучим Джеми, как надо обращаться ко мне на людях.
Эрнеста тем временем сняла салфетку, прикрывающую содержимое небольшой корзинки, которую она принесла с собой. Учуяв чудесный запах свежеиспеченных сдобных булочек, трехлетняя озорница оставила свою тетку в покое и со всех ног бросилась к корзине.
– Говоря по правде, девочка так умна для своего возраста, что мы можем не опасаться и говорить, как нам заблагорассудится. Что «дядя», что «тетя»! Слышала бы ты, как она тут разговаривала с Пико на днях. Просто умница! Все как по писаному. Мне кажется, что она просто удивительный ребенок.
Элизабет с улыбкой смотрела, как Джеми, забравшись на колени к Эрнесте, с удовольствием взялась за сладкие булочки.
И в самом деле, это удивительно, что девочка, росшая в таких неблагоприятных условиях – без отца и с матерью, не уделявшей ей никакого внимания, тем не менее выросла здоровой, умненькой, общительной и веселой. И это несмотря на то, что Мэри, когда выяснилось, что у нее родился не сын, а дочь, попросту старалась не замечать девочку. Рождение дочери разрушило все ее мечты – о власти, о славе и богатстве, о торжественном возвращении в Англию к королю Генриху. Так что для Мэри дочь как бы и вовсе перестала существовать. И именно Элизабет и Эрнеста пытались с первых дней окружить малышку необходимыми ей заботой и вниманием, восполнить недостаток материнской любви.
Элизабет так привыкла нянчиться и возиться с Джеми, что воспринимала ее фактически как своего собственного ребенка. Для молодой художницы именно племянница стала тем озаряющим и ведущим ее в эти трудные годы лучиком света, что скрашивал ее жизнь. Именно присутствие Джеми давало Элизабет силы и стойкости, подбадривало и вдохновляло. Ради Джеми стоило жить дальше.
Разглядывая беспорядочное нагромождение вещей, сваленных в кучу посреди комнаты, Элизабет припоминала, как они с сестрой впервые оказались в этом гостеприимном доме. Это было почти четыре года назад.
Покинув Золотую долину, они тогда вместе с сопровождавшим их отцом Мэттью направились на юг Франции, в портовый город Марсель. Именно там Элизабет впервые познакомилась со старыми друзьями священника – супругами Барди. Отец Мэттью хотел договориться с Джозефом и Эрнестой, чтобы они переправили сестер Болейн во Флоренцию. Элизабет до сих пор диву давалась, как быстро и без колебаний Джозеф согласился взять на себя все заботы. Так что отец Мэттью повернул обратно, возвращаясь в свой приход в предместьях Парижа, а они вместе с Барди продолжили свой путь во Флоренцию.
Джозеф Барди был купцом и зарабатывал себе на жизнь, торгуя шерстью на ярмарках многочисленных итальянских городов-государств. Отец Мэттью был знаком с Барди с незапамятных времен и считал, что им можно доверить заботу о девушках.
Священник был уверен, что эта бездетная пара – как раз те люди, на которых можно положиться, и он не ошибся. С самой первой встречи Элизабет почувствовала, что это люди исключительной доброты и такта. Ни разу за время их знакомства они не позволили себе никаких насмешек ни над ее мужским нарядом, ни над ее смелыми мечтами достичь известности на поприще искусства. В действительности именно Джозеф сумел найти для Элизабет первые заказы на роспись в одной маленькой удаленной церквушке в окрестностях Флоренции.
Эрнеста Барди была очень умной и энергичной женщиной и помогала вот уже на протяжении почти сорока лет своему мужу в его торговых делах. Ей нравилось путешествовать с Джозефом по ярмаркам и торговым городам Европы. Будучи бездетной, она не была привязана к дому. Перспектива приютить под своим кровом взбалмошную, капризную и к тому же беременную Мэри ее вовсе не вдохновляла. Тем более что впереди маячили еще хлопоты с маленьким ребенком. Однако, несмотря на неприязнь к младшей из сестер, она, из уважения к Элизабет, не только приняла их в своем доме, но и окружила комфортом и уютом.
А когда появилась Джеми, она привязалась к ней всем сердцем. И хотя Эрни не желала этого признавать вслух, но перемены, которые принесла ей судьба в лице отца Мэттью, подкинувшего под ее крыло беглянок из далекой Англии, перемены эти пришлись ей по душе. Она с удовольствием занималась теперь не только торговыми делами и поездками вместе с Джозефом, но и опекала как родных попавших к ней в дом девушек. Они стали для нее членами семьи.
Элизабет встала, чтобы оттащить и запрятать подальше в угол комнаты один из тюков, увязанных Мэри. Понятно, Мэри будет не в восторге, когда узнает, что не все ее наряды можно будет взять с собой в далекое путешествие.
Смена климата и отличный уход флорентийских врачей благоприятно сказались на здоровье Мэри. Французский королевский медик прописал ей так называемую сарацинскую смесь, мазь, в состав которой входила ртуть. Ртуть, как всем известно, ядовита, но лекарство, сделанное на ее основе, оказывало хороший эффект, и в результате с лица Мэри исчезли те страшные болячки, которые приводили ее просто в ужас. Правда, Элизабет очень беспокоилась по поводу приступов совершенно дикого и непредсказуемого поведения сестры, а также частых сильных желудочных болей и головокружения. Однако Мэри отчаянно сопротивлялась любым попыткам Элизабет найти средства, чтобы как-то уменьшить эти ее недомогания. Она воспринимала исчезновение болячек как полное исцеление от болезни и согласна была терпеть любые приступы желудочной или головной боли, так как считала их как бы расплатой за возврат утраченной было красоты.
– Боль – цена красоты! – не раз говорила она в ответ на попытки Элизабет вразумить ее. – Хотя, конечно, что ты можешь об этом знать!
