Джудит Тарр - Огненный столб
Нофрет уже давно лишилась терпения, а Меритатон только вошла во вкус беседы, когда Анхесенпаатон сказала:
— Бабушка умерла.
Меритатон побледнела, но сохранила спокойствие.
— Я скорблю по ней.
Анхесенпаатон склонила голову.
— И все мы. Весь мир болен от горя. Так много мертвых. А сколько еще умрет!
Меритатон побледнела как полотно.
— Я не умру. И моя Меритатон — тоже.
— Дай Бог, — ответила Анхесенпаатон. — Отец жив и здоров. Все остальные… — ее голос прервался, но она овладела собой: — Все остальные умерли.
— А госпожа Кийа?
Вопрос был вполне деловой и более вдумчивый, чем могла ожидать Нофрет. Анхесенпаатон, казалось, не удивилась.
— Она согревает отца по ночам.
Не Меритатон… Но сестры не стали упоминать об этом. Старшая сказала:
— Значит, мы — всё, что осталось. Отец бодр?
— Не больше, чем всегда. Нам надо что-то делать. Больше никто не может и не желает.
Меритатон закрыла глаза.
— Я устала. Мне нужно поспать.
— Мы все устали, — отрезала Анхесенпаатон, но ее вспышка быстро угасла. Она попробовала еще раз, помягче, с легкой дрожью в голосе: — Ты мне поможешь? Я намного младше тебя и так мало знаю. И я не царица. Я никогда не собиралась становиться ею. Всегда были ты и Мекетатон. Ты поможешь мне сообразить, что делать?
— Я не в состоянии соображать, — ответила Меритатон и зевнула. — Цветок Лотоса, я хочу спать. Ты не могла бы прийти завтра? Мертвые не оживут, и болезнь останется такой же ужасной.
Нофрет подумала, что и от Меритатон не будет никакого толку. Казалось, Анхесенпаатон будет настаивать, но она была не глупа и хорошо знала свою сестру. Младшая царевна ушла почти неприлично быстро — наверное, чтобы не поддаться соблазну придушить очаровательную дурочку.
— Меритатон, — сказала она Нофрет, когда дверь и стражник остались позади, — очень повезло, что она унаследовала красоту нашей матери и ум отца.
— А ты — от бабушки Тийи, — заметила Нофрет.
Царевна покосилась на нее. Это имя причиняло ей боль. Но Нофрет не собиралась брать свои слова обратно.
— Я больше похожа на нашу мать, — сказала ее госпожа.
— Но думаешь ты, как Тийа.
— Как она меня учила.
— Она учила тебя, потому что знала: ты можешь научиться. Все остальные были или слишком малы, или почти без мозгов.
Царевна передернула плечами, быстро, почти сердито.
— Я есть то, что есть. Моя сестра — царица, не хуже любой другой. Если она не может или не хочет делать то, что необходимо, я сделаю вместо нее. Для этого я и существую — делать то, что не могут другие.
— Ты еще мала для таких мыслей, — заметила Нофрет.
— Я древняя, как Хеопс, — возразила царевна и остановилась возле угасающего светильника. Девочка потянулась, сняла его с подвески и начала сильно раскачивать, чтобы он разгорелся снова. Это выглядело по-детски, но так сделала бы и взрослая женщина, если бы женщина могла быть воином.
Яркий колеблющийся свет заставил тени качаться и прыгать. У некоторых из них, возможно, были глаза: у духов тьмы или теней умерших, собравшихся поглядеть на этих двоих, блуждающих в ночи. Одной из них, как полагала Нофрет, была Тийа.
По ее спине пробежал холодок. Нет, это не Тийа. Если бы Тийа решила кого-нибудь преследовать, то, скорее всего, своего сына.
Царевна ускорила шаг, она почти бежала. Нофрет тоже пришлось поторопиться. Сначала она подумала, что царевна собирается пойти и вправить мозги царю, но та устремилась в глубину дворца цариц, вместо того, чтобы выйти из него. Они шли по высоким и просторным комнатам, которых Нофрет никогда прежде не видела. В окна лился свет луны. Никто не позаботился заслонить их от духов ночи.
Здесь, как и внизу, были живые люди. У Нофрет закружилась голова. Лица, одежда, мебель, ковры и покрывала вернули ее назад — в жизнь, о которой она стремилась забыть. «Это Египет, — уговаривала она себя. — Не Митанни».
И все же здесь, в этих комнатах, было царство Митанни. Горбоносые служанки, их волнистые косы под накидками, евнухи, бормочущие по углам, слепой арфист, напевающий песню, которую Нофрет не слышала ни разу с тех пор, как попала в Египет. Все здесь были чужестранцами. Их манеры и обхождение тоже были чужеземными.
Госпожа Кийа не спала и не согревала постели царя. Арфист пел, чтобы успокоить ее, но она едва ли его слушала. Женщина лежала на кушетке, среди груды подушек, ее огромные темные глаза были полны внимания, но не к песне.
При появлении царевны она поднялась и низко поклонилась — грациозно, несмотря на уже заметную беременность. Царевна присела на край кушетки и махнула рукой, слишком величественно, по мнению Нофрет.
— Иди ложись обратно. Не стесняйся.
— В такие дни нам не до стеснительности, госпожа, — горько усмехнулась Кийа.
— Не все так думают, — заметила царевна. Она уже израсходовала всю свою любезность и терпение на бесполезный разговор с Меритатон. — Госпожа Тадукипа, которую любит царь, выслушай меня. Теперь в Двух Царствах нет правящей царицы. Прекрасная мертва. Царица-мать Тийа тоже умерла.
— А царица Меритатон еще слишком молода и ничего не умеет, — Кийа прямо смотрела в глаза царевны, без привычной робости, которую Нофрет всегда прежде замечала в ней. — И ты пришла ко мне. Я не хочу быть царицей, ваше высочество. Я никогда не желала так много.
— И хорошо, что не желала, — сказала царевна. Прекрасно, что ты это знаешь. Ни я, ни царица-мать никогда не считали тебя глупой, госпожа. Не твоими ли стараниями царь так погружен в мечты о своем Боге?
— Зачем бы мне это было нужно?
— Если уж ты спросила… — сказала царевна, — это делает его послушным и позволяет каждому, у кого есть разум и желание, управлять им.
— Разве я так поступала? — мягко спросила Кийа.
— Нет, но моя мать умерла совсем недавно. Может быть, ты просто ждешь своего шанса.
— Возможно, — согласилась Кийа. — Я хотела бы дождаться, когда родится мой ребенок. Если будет сын, я стану матерью наследника.
— Если родится дочь, ты не станешь хуже, чем была. — Царевна вздохнула. Насколько могла видеть Нофрет, она ничуть не успокоилась. — Моя мать никогда тебя не любила, но всегда говорила мне, что ты гораздо умнее, чем все полагают. Бабушка считала так же. Правда, ты была им не нужна: они были достаточно сильны сами по себе.
Кийа внимательно слушала.
— А я — нет, — продолжала царевна. — Мне нужен союзник. Ты предана моему отцу. Я не прошу твоей преданности для себя или для Меритатон, но ради него прошу тебя помочь мне решить, что же делать. Он не может править самостоятельно. И Меритатон не помощница — ни ему, ни мне.
