Филиппа Грегори - Земля надежды
— Эстер! Эстер!
Джон крепко держал жену, ее охватила буря рыданий.
— Моя дорогая, моя дорогая, моя маленькая женушка!
Она мгновенно перестала плакать.
— Как ты назвал меня?
Он сам не понимал, что говорит.
— Ты назвал меня своей маленькой женушкой и дорогой… — повторила она.
Она вытерла глаза, но другой рукой крепко держала его за воротник.
— Ты назвал меня дорогой, ты никогда еще так меня не называл.
На его лице появилось знакомое замкнутое выражение.
— Я испугался за тебя, — сказал он, как будто это был грех — назвать жену ласковым именем. — На секунду я забылся.
— Ты забыл, что уже был женат. Ты обращался со мной так, как будто я — твоя жена, жена, которую ты… любишь, — сказала она.
Он кивнул.
— Я рада, — мягко сказала она. — Я бы так хотела, чтобы ты любил меня.
Он очень нежно высвободился из объятий.
— Мне не следует забывать, что я уже был женат, — твердо сказал он и пошел к дому.
Эстер осталась рядом с повозкой, глядя на то, как за ним закрылась кухонная дверь. И поняла, что у нее не осталось больше слез, чтобы плакать. Осталось лишь одиночество, разочарование и сухие глаза.
Лето 1641 года
За все лето Эстер больше ни разу не появилась на рынке. Она была права, опасаясь настроений, царивших в деревне Ламбет.
Как-то ночью мальчишки-подмастерья точно с цепи сорвались, эту лихорадку подхватили рыночные торговки и даже серьезные прихожане местной церкви. Они собрались в решительную толпу и прошли по улицам, выкрикивая: «Долой папистов! Долой епископов!» Самые громкие и отчаянные крикуны осмелились даже повторить пару раз «Долой короля!».
Они перебросили несколько горящих веток через высокие стены пустующего дворца архиепископа и попытались прорваться через запертые ворота, правда, без особого энтузиазма. Потом они прошли по Хай-стрит Ламбета и выбили все окна, в которых не горел свет в поддержку парламента. Они промаршировали вниз по дороге, но так и не добрались до Ковчега.
И Джон возблагодарил Господа за удачу Традескантов, вновь поместившую их на самой грани великих событий и опасностей и в то же время пощадившую семью, находившуюся на волосок от крупных неприятностей.
После той ночи Джон посылал на рынок помощников садовника и конюха. И хотя они часто путались в заказах и останавливались в тавернах, чтобы пропустить по кружечке эля, по крайней мере, это означало, что любое ворчание по поводу королевского садовника направлено не на Эстер.
Джону пришлось уехать в Отлендс. Но перед отъездом он заказал деревянные ставни на все окна в доме, особенно на большие окна венецианского стекла в зале редкостей. Он нанял еще одного работника, чтобы тот не спал по ночам, а наблюдал за Саус-роуд на случай, если по ней пойдет толпа. И как-то глубокой ночью они с Эстер с затененными фонарями вышли из дома вычистить старый ледник и поставить тяжелый засов на толстые деревянные двери, чтобы получилось надежное хранилище для самых ценных экспонатов.
— Если они пойдут против нас, бери детей и уходи из дома, — распорядился Джон.
Она покачала головой, и он не смог не восхититься ее хладнокровием.
— У нас есть пара мушкетов, — возразила она. — И я не позволю банде бездельников-подмастерьев разорить наш дом.
— Тебе не следует рисковать, — предупредил он.
Она улыбнулась напряженной, решительной улыбкой.
— Сейчас все, что ни делай, все рискованно, — сказала она. — И я прослежу за тем, чтобы мы безопасно пережили это время.
— Но я должен уехать. — В голосе Джона было беспокойство. — Меня вызывают в Отлендс. На следующей неделе туда приедут их величества, и я должен показать им сады в самом наилучшем виде.
Она кивнула.
— Я знаю, ты должен уехать. Я постараюсь сделать так, чтобы здесь все было в порядке.
Джон был в Отлендсе, ожидая, что приедет весь двор, но королева появилась в одиночестве. Короля и половины двора не было. Шли слухи, он отправился на север, чтобы самому вести переговоры с шотландцами.
— Он в Эдинбурге и все исправит. — Королева, улыбаясь любезной улыбкой, нашла Джона в саду, обрезающего розы.
Она старалась скрывать скуку. С ней было только несколько придворных дам. Старая свита, состоявшая из флиртующих, артистичных бездельников, распалась. Самые предприимчивые и амбициозные джентльмены сопровождали короля. От двора воюющего короля исходил притягательный аромат возможностей и продвижения, а молодежь устала от мира и двора, в течение столь долгого времени посвященного супружеской любви.
— Все разрешится благополучно, — обещала королева. — Как только они увидят своего короля, он очарует их и заставит признать, что они были глубоко не правы, выступив против него.
Джон кивнул.
— Надеюсь, что так оно и будет, ваше величество.
Она подошла к нему поближе и понизила голос.
— Мы не вернемся в Лондон, пока все не уладится, — призналась она. — Даже в мое маленькое поместье в Уимблдоне. Мы шагу не сделаем к Вестминстеру! После смерти моего лорда Страффорда…
Речь ее прервалась.
— Они говорят, что следующей после графа буду я! Они будут судить меня за то, что я давала королю изменнические советы!
Джону с трудом удалось удержаться от того, чтобы не взять в свои руки одну из ее маленьких белых ручек. Она выглядела по-настоящему испуганной.
— Он должен был держать себя с ними смелее, — прошептала она. — Мой муж не должен был позволять им схватить Страффорда и Лауда. Если он будет позволять им хватать наших людей одного за другим, то мы все пропали. И тогда он останется совсем один, а они уже попробовали крови. Он должен был грудью встать на защиту Уильяма Лауда, он должен был сделать все, чтобы спасти Страффорда. Как я могу быть уверена, что он защитит меня, если понадобится?
— Ваше величество, так далеко все не зайдет, — попытался утешить ее Джон. — Вы же сами говорите, что король вернется домой и все разрешится.
Она сразу повеселела.
— Он может швырнуть им в парламент пару баронских титулов и должности при дворе, — сказала она. — Они ведь все низкого происхождения, обычные простолюдины из провинции. У них нет ни образования, ни воспитания. Они откажутся от своего безрассудства, если предложить им хорошую цену.
Джон почувствовал, как в груди поднимается хорошо знакомое чувство раздражения.
— Ваше величество, я думаю, что они — люди принципиальные. И лорда Страффорда они обезглавили не по капризу. Я думаю, они верят в то, что делают.
Она тряхнула головой.
— Конечно же, нет! Они постоянно в своих собственных целях плетут интриги с шотландцами, или голландцами, или с кем-нибудь еще. Палата лордов их не поддерживает, двор против них. Это просто мелкие человечишки из деревень, кукарекающие, как маленькие петушки на собственных навозных кучах. И мы должны просто свернуть им шеи, как маленьким петушкам.
