Джоанна Линдсей - Узник моего желания
Боже милосердный, у Уоррика были еще совсем молоденькие дочери! Они не были похожи на него, если не считать этого насупленного взгляда, по которому их сразу можно было отнести к роду де Шавиллей. Тогда у него может также быть и жена. Впрочем, нет. Какая жена, если она настоящая дама, допустит, чтобы в главной комнате замка, предназначенной для госпожи и господина, ее муж насиловал другую женщину? Но, с другой стороны, какой бы ни была жена Уоррика де Шавилля, она не могла высказать свое мнение относительно того, что делает Уоррик: содержит ли любовниц или насилует женщин в своей постели. Ровена могла бы лишь посочувствовать женщине, имеющей такого мужа, как он.
И тут Ровена чуть не открыла рот от удивления, когда одна из женщин поднялась со своего стула и Ровена смогла ее как следует разглядеть. Милдред! Как могло это произойти?
От радости у нее вспыхнуло лицо, сердце подпрыгнуло в груди, и Ровена сделала шаг вперед. Милдред отвернулась от нее и посмотрела в сторону Уоррика, потом она снова села на свое место, и ее загородила женщина, сидевшая перед ней. Она не сказала ни единого слова. Даже не поздоровалась. Ровена ничего не понимала. Но потом она посмотрела на Уоррика, увидела его улыбку, и все поняла. В каком-то смысле это был еще один акт его возмездия. Неужели ему удалось каким-то образом полностью настроить Милдред против нее? Нет, она не может представить, что такое возможно, но, очевидно, Милдред запрещено разговаривать с ней. И радость, еще минуту назад переполнявщая ее сердце, сменилась гневом. С ней уже поступили неподобающим образом, лишив ее собственной одежды и заставив надеть одни лишь чулки и юбки. Но чтобы еще лишить ее и служанки, которая была для нее как вторая мать? Ровена забыла о том, что она пленница, что Уоррик может вновь бросить ее в темницу, избить и даже убить.
Она не обратила внимания на то, что Инид пыталась удержать ее за руку, и направилась прямо к столу, остановившись напротив Уоррика. Он лишь вопросительно поднял брови, как будто бы и не видел, что она была в ярости.
Она наклонилась к нему и произнесла свистящим шепотом, так, чтобы только он мог ее расслышать:
— Вы можете лишить меня всего, что мне дорого, но я могу и буду до конца дней своих денно и нощно молиться, чтобы вы, Уоррик, сгорели в аду.
Он ответил ей той жестокой улыбкой, которую она уже так хорошо знала.
— Неужели ты думаешь, что заставишь меня убояться за душу, которая уже проклята, женщина? И я не давал тебе разрешения так фамильярно ко мне обращаться.
Она выпрямилась, не веря своим ушам. Она только что прокляла его, пожелав ему вечный ад, а его обеспокоило только то, что она звала его по имени? Она кипела от гнева, а он просто продолжал над ней посмеиваться?
— Прошу вас извинить меня, — произнесла она с издевкой. — Мне следовало бы назвать вас иначе, а именно ублюдком.
Он поднялся так быстро, что она даже не успела испугаться. И прежде чем она подумала, что надо бежать, он перегнулся через стол и схватил ее за руку.
Ровена даже задохнулась, так крепко он ее схватил, но она лишь услышала, как он сказал: «Мой господин».
— Что?
— Ты не закончила своей речи должным обращением ко мне. Скажи «мой господин».
Он не собирался убивать ее за то, что она назвала его ублюдком?
— Но вы не мой господин.
— Теперь я твой господин, женщина, и отныне ты будешь называть меня именно так, и я хочу услышать это сейчас!
Она скорее отрезала бы себе язык. Должно быть, он понял это по ее упрямому выражению, потому что он резко дернул ее к себе и тихим, но исполненным угрозы голосом произнес:
— Ты это скажешь, или я прикажу принести кнут и определю наказание, соответствующее такой дерзости.
Он не шутил. Он так сказал, и, значит, он это сделает, хотелось ему этого или нет. Такие мужчины, как он, не произносят пустых угроз. Сердце ее бешено колотилось, и прошло несколько минут прежде, чем она процедила сквозь зубы «мой господин».
Он сразу же отпустил ее. Она потерла запястье, за которое он держал ее; он снова сел за стол, лицо его приняло то же выражение, что и до того момента, когда она бросила ему вызов — и проиграла. Но на этот раз его вид был обманчив, ибо на самом деле он был раздосадован тем, что, освободившись от оков, она сразу же обрушилась на него, вместо того чтобы стать вполне послушной и не пытаться навлечь на себя его гнев.
— Может быть, ты не так обделена житейской мудростью, как умом, — сказал он в ответ на ее капитуляцию, а затем грозно добавил: — Убирайся с глаз моих долой. Я не хочу тебя видеть.
Ровена не нуждалась в том, чтобы ей повторили такое, она даже не оглянулась, выходя из зала. Вместе с Инид, которая ждала ее около двери, они спустились на один этаж и прошли на кухню.
Обычно кухня располагалась в отдельном здании во дворе замка, но в последние годы стало принято устраивать кухню непосредственно в центральной, наиболее укрепленной, части замка. Кухня этого замка находилась в помещении, где раньше располагался гарнизон, и занимала огромную площадь. Человек двадцать занимались подготовкой к вечерней трапезе.
В огромный очаг, над которым висела мясная туша, подбрасывали поленья. За длинным столом повара чистили овощи, готовили сладости, отбивали мясо. Кладовщик раздавал специи. Два воина на ходу перекусывали, а хорошенькая служанка кокетничала с ними. Молочница разлила немного молока из ведра, споткнувшись об одну из многочисленных собак, находившихся на кухне. За это какая-то повариха поколотила девчонку. Та со зла пнула собаку, которая только взвизгнула и не сдвинулась с места рядом с колодой, где мясник рубил мясо. Судомойка мыла кружки после утренней трапезы. Пекарь ставил в печь противень с буханками хлеба. Двое здоровенных слуг поднимались из подвала с двумя тяжелыми мешками.
На кухне было очень тепло, хотя и не душно, так как помещение было просторным, и довольно дымно из-за большого количества горевших очагов и свечей в подсвечниках по стенам. Там же находился и мажордом. Он только что вышел из своей конторки, которая находилась над кладовой. Инид подвела Ровену к крупной женщине, которая только что колотила молочницу. Светловолосая, с цветущим лицом, ростом более пяти с половиной футов, она была свободной гражданкой, женой главного повара.
— Значит, ты та самая, еще одна из Киркборо, — сказала Мэри Блауэт, оглядев Ровену с головы до ног. Все остальные на кухне тоже смотрели на Ровену, но не так открыто, как Мэри. — Ходили слухи, что в темнице держали какую-то даму, но то, что тебя направляют ко мне, говорит о том, что это вранье, это сразу видно. Ты будешь называть меня миссис Блауэт и не вздумай важничать и дерзить мне. Я уже достаточно натерпелась от этой заносчивой Милдред, которая находится в такой милости у господина, что я не могу ей как следует врезать. Ты-то не в такой милости, не так ли, женщина?
