Дженнифер Блейк - Роковой шторм
Джулия кивнула.
— Мы гостили в пригороде у родственников, отец, мать и я. Мне было лет пять, и Наполеон был императором чуть более года. Родственники и сейчас живут в маленьком городке, откуда много лет назад взяла свое начало семья отца, и мои родители были представлены ко двору. Им оставалось лишь предаваться удовольствиям в Париже. Беды, мятежники, заговор против императорской фамилии, тюрьма — это меньше всего занимало моих родителей. Однако одним прекрасным весенним днем они оказались вовлечены во все это.
Ред надел панталоны, натянул чулки и начищенные сапоги. Когда она остановилась, он перестал застегивать пуговицы на рубашке и кивнул, чтобы она продолжала.
— Мой отец оставил нас одних — мою мать, няньку и меня — и поехал с визитом к какому-то незнакомцу в городе. Нам стало скучно, мы покинули квартиру и прогуливались по улице недалеко от лавки кондитера. Вдруг на нас хлынула толпа кричащих, визжащих людей, и начался один из тех беспорядков, которые часто случались в послереволюционные годы. Мы так и не узнали причину. Одни кричали о высоких ценах у мясника, другие — о низких ценах на капусту на рынке. Это не имело значения. Мятежники захватили экипаж с эмблемой Наполеона, который ехал без сопровождения и охраны и вез лишь одну пожилую женщину. Невзирая на это, ярость толпы обрушилась на экипаж. Они вытянули на улицу и кучера, и пожилую даму. Моя мать узнала в ней мать Наполеона. Корсиканка была очень мужественной и гордой, но ее неукротимый дух еще больше распалял толпу. Ее не слушали, тянули в разные стороны, плевали, били. Моя мать, оставив меня с нянькой, пробилась к женщине, взяла за руку, чтобы поддержать, и, толкаясь, крича изо всех сил, постаралась проложить дорогу назад, к нам, — туда, где мы стояли — напротив стены лавки. В этот момент конный отряд врезался в толпу, раскидав людей в разные стороны. Тех, кто не успел убежать, арестовали, и мою мать в том числе. Мать Наполеона с подобающим почтением водворили в экипаж, и через минуту улица опустела.
— Надеюсь, что нянька сообразила позаботиться о вашей безопасности, — заметил Ред.
— Да, она схватила меня и бросилась в дом, как только увидела, что задержали мать. В спешке послали за отцом. Он сразу же помчался в тюрьму, но его попытки что-либо объяснить оставили без внимания. Ее не освободили. В отчаянии отец бросился к императору. Мать Наполеона, потрясенная происшедшим, подтвердила невиновность и героизм моей матери. Отец всегда восхищался Наполеоном, но быстрота и решительность, с которой действовал император при освобождении моей матери, сделали отца на всю жизнь преданным ему. Золотая пчела стала почетным даром моей матери в знак признания ее заслуг перед семьей Бонапарта. Вместе с ней была обещана незамедлительная помощь, когда бы она ни понадобилась.
— Я начинаю понимать, почему вы так дорожите этой пчелой, — промолвил Ред, в раздумье глядя на нее и завязывая на шее галстук.
Понял ли он? Ее охватил озноб при мысли, что она открыла слишком много. Глядя на золотистое мерцание крылышек пчелы, она заставила себя улыбнуться.
— С тех пор минуло много лет. Возможно, глупо с моей стороны надеяться, что император вспомнит.
— У него репутация человека с хорошей памятью, — возразил Ред. Он взял у нее из рук ленту с приколотой пчелой и обернул вокруг шеи, слегка поклонившись.
Джулия молча вздохнула. Торп не станет расспрашивать ее подробнее. Не сейчас. Позже, когда они достигнут острова Святой Елены, ей придется сказать ему…
Ее рука машинально потянулась к впадинке у шеи, где блистала пчела, наполеоновская золотая пчела, которая должна была помочь ему узнать Джулию и ее отца, а теперь уже только одну Джулию. Пчела и Робо должны стать началом освобождения императора и его возвращения к власти.
Глава 7
— Пираты, проклятые пираты, вот кто они такие! И пусть называют себя как угодно — алжирский флот или бич Средиземноморья, все равно они — просто пираты, которых следует ловить и уничтожать, как всякий сброд!
Шел небольшой праздничный обед, за которым собрались ровно двенадцать человек. Уже были съедены суп, рыба, дичь и птица, но оставались по крайней мере еще три перемены блюд. Свечи в канделябрах на стенах и на столе сгорели наполовину. Крошки, винные пятна и скомканные салфетки на столе нарушали гармонию, хотя аромат роз в центре все еще пробивался сквозь запахи пищи. Был назван титул лишь одного из сидевших за столом, говорившего в данный момент, но, без сомнения, остальные гости тоже были достаточно богаты и знатны. Джулия, глядя на них, была рада, что последовала советам тетушки Реда в отношении портнихи. Она не испытывала ни малейшей неловкости, хотя ей начинало приходить в голову, что Тадеус Бакстер — не просто купец, как представил его Ред. И поэтому не удивилась бы, узнав, что Бакстеры вращаются в высших кругах лондонского общества.
Оратор, разоблачавший алжирских пиратов, был представлен как лорд Голланд. Язвительный человек лет сорока пяти, представительный мужчина, со следами былой красоты — если можно так сказать о мужчине, — он приходился племянником великому деятелю вигов Чарльзу Джеймсу Фоксу, но и сам был известен как политик.
— Алжир — не самая богатая страна в мире, — откликнулся хозяин со своего места во главе стола. — Пиратство веками являлось для нее способом выживания. Убейте нескольких — остальные сплотятся теснее и станут еще отчаяннее. Наша компания воевала с ними десятилетиями. В этом году в списке пропавших лишь три корабля, но сколько мелких суденышек погубили их постоянные нападения!
— Американцы правильно считают, — заявил лорд Голланд. — Надо отправить туда моряков, обстрелять их города и вернуть христианских женщин и мужчин, которые силой проданы в рабство.
— И развязать войну роди спасения этих немногих? — осведомился Тадеус Бакстер. — Алжир является вассалом турецкой оттоманской империи. Может оказаться, что мы боремся с гораздо более сильным врагом, чем воображали.
— Ведь не навлекли же на себя войну Соединенные Штаты, напав на пиратов острова Триполи несколько лет назад. К тому же, мой добрый друг, речь идет не о нескольких рабах. Сколько мужчин-европейцев, умерших под плетью, сколько белых женщин, томящихся в гаремах, — сосчитать невозможно. Но я забыл, что присутствуют дамы. Позвольте мне, миссис Бакстер, просить у вас прощения.
— Я не уверена, что дам его, совсем не уверена, — промолвила тетя Люсинда с забавной суровостью. — Случалось ли вам замечать, дамы, что мужчины стараются изменить тему, как только она становится интересной?
— Да, часто, — согласилась леди Голланд. — И никогда не спрашивают нашего мнения по интересным вопросам. По вопросу о рабстве, например. Почему мы должны выделять Алжир? Мужчины и женщины, попавшие в рабство, есть на каждом континенте. Правда, возможно, в их жилах не течет европейская кровь, но тем не менее они рабы.
