Рене Бернард - Опаловый соблазн
Разрушена ради Елены Троянской.
Проклятие. Это просто катастрофа, которую он сам…
Звук шагов миссис Макфедден на лестнице положил всему конец. С виноватым видом поспешно отпустив Елену, Дариус стал так, чтобы скрыть ее от глаз миссис Макфедден, и молился, чтобы сумрак коридора не позволил его экономке заметить, как неприлично плотно натянулись его брюки.
— Что, миссис Макфедден, готов ленч? — отрывисто спросил он.
— Конечно, готов! Я собиралась подать его в библиотеку, но заметила, что все неожиданно разбежались! — Экономка поджала губы и бросила на него обжигающий подозрительный взгляд. — Что вы делаете на пороге спальни мадам в такой час?
Он не успел ответить, и миссис Макфедден с расширившимися от тревоги глазами продолжила:
— Ей нехорошо? Или все в порядке?
— Со мной все в порядке, — ответила Елена, выглядывая из-за спины Дариуса. — Звон колокольчика напугал меня, и мистер Торн пришел убедиться, что со мной ничего не случилось.
— Понятно. — Спокойный взгляд миссис Макфедден был убийственным. — Как его пальцы?
— Что? — Дариус прищурился, ничего не понимая.
— Я… я поем у себя в комнате, — горестно вздохнула Елена, только усилив его смущение.
«Я не собираюсь извиняться в присутствии миссис Макфедден. И будь я проклят, но мне кажется, я только что упустил возможность сделать решающий шаг — и, возможно, это к лучшему!»
— Я буду внизу. — Дариус ушел, не оглядываясь. Он выругал себя за то, что дважды согрешил в течение нескольких минут и признался, что совершенно не мог управлять собой, когда дело касалось Елены. В библиотеке он утратил бдительность и отведал радости, которая не один раз перевернула весь его мир. В Индии Эйш в шутку сказал, что женский поцелуй опьяняет, но Дариус счел это просто преувеличением и посмеялся.
Теперь он не смеялся.
Прикосновение к Елене казалось мечтой. Неизвестно почему каждая клеточка его тела томилась от жажды, а Елена была прохладной чистой водой. Его жажда стала такой сильной и неожиданной, что у Дариуса дрожали колени. Все избитые фразы, которые он когда-то выбросил из головы, о мужчине, «томящемся от любви» или «уничтоженном любовью», вернулись к нему целой внутренней симфонией насмешек.
Несколько поцелуев — и Дариус признал, что специально оставленные пробелы в его знаниях вернулись, чтобы преследовать его и, возможно, стать его погибелью.
Возможно, если бы он иногда развлекался, как Эйш, то был бы более стойким. Но теперь уже слишком поздно сетовать на свой выбор.
Он засунул руки в карманы куртки и обнаружил записку. В тревоге за Елену Дариус совершенно позабыл о письме и теперь сжимал его, как спасательный трос.
— Возвращайся к работе, Торн.
Остановившись у письменного стола, он рассматривал доставленную посыльным запечатанную записку, за которую щедро заплатил мальчику, изумившись, что мистер Мастерс потрудился прислать письмо.
— Вероятно, просто ищет еще пару камушков для продажи, — пробурчал Дариус, ломая воск, и, заставив себя не думать о поцелуях с Еленой, уселся за стол, чтобы прочитать послание.
«Мистер Торн!
Так как мы, против обыкновения, не видели вас в этот вторник, у меня не было возможности передать нижеследующее, как я намеревался. Из-за ваших постоянных многочисленных расспросов я начал испытывать чувство сожаления, что никогда не оказывал вам помощь в ваших поисках. Но на прошлой неделе мое внимание привлекло удивительное происшествие.
Иностранный джентльмен откуда-то из Индии — в тюрбане, представьте себе! — подошел к моему сыну и заявил, что хочет поговорить со мной наедине. Я удивился, но согласился, должен признаться, из некоторого любопытства, поскольку он показался мне весьма загадочным. Он сообщил, что знает о священном сокровище, находящемся в руках англичан. И еще сказал, что я должен предупредить его обладателей, чтобы они не обменивали и не продавали его, так как, по его словам, оно проклято.
«Священное сокровище» — это ваши точные слова, поэтому я запомнил его заявления, хотя и не поверил им.
Он сказал, что хотя и печально, что сокровище находится в английских руках, но некий святой человек из его краев предсказал, что оно покинет Бенгалию ради далекой земли, где найдет свою судьбу. Потом он упомянул о страшной угрозе, если его коснутся дурные руки. Я успел только кивнуть, прежде чем посетитель ушел. Полагаю, он обходит некоторые магазины со своими предупреждениями, но сказать это наверняка не могу.
Чепуха, я понимаю.
Я пообещал передавать все, что узнаю, любым возможным способом. А так как вы собирались приобрести артефакт или продать его — похоже, джентльмен в тюрбане предостерегал от обеих таких сделок.
Ладно, оставим эту бессмыслицу. У меня есть несколько клиентов, интересующихся рубином такого же качества, как тот, что вы продали нам в прошлом году. Так что, прошу вас, не забудьте о наших благородных стараниях поддержать ваш бизнес. Хотя бы передачей бесполезных сведений от странных личностей. И сообщите, если у вас есть под рукой подобные камни для продажи.
Искренне ваш,
Уолтер С. Мастерс, эсквайр».
— Черт побери! — воскликнул Дариус и трижды перечитал письмо, прежде чем у него перестало гудеть в голове.
Решив, что извинение для Елены может подождать, он быстро встал, сунул письмо в карман, взял одну из своих записных книжек и большими шагами поспешно вышел из комнаты.
— Хеймиш! Мы едем в Эдинбург! Миссис Макфедден! — Он повысил голос, чтобы быть уверенным, что его слова будут услышаны наверху. — Я отправляюсь в город! Пожалуйста, позаботьтесь о Елене! Я вернусь домой вечером!
Не дожидаясь ответов, он завертелся в вихре головоломки, которая преследовала «Отшельников» несколько месяцев. Схватив зимнее пальто и плотно закрыв за собой дверь, он направился через грязный двор к конюшне, чтобы вместе с Хеймишем помчаться в город. Ему было необходимо услышать весь рассказ от самого Мастерса и убедиться, что любые планы, которые его друзья составляли в Лондоне, не навредят.
Этот головорез… тот первый, который напал на Гейлена много месяцев назад! Он говорил на хинди. Возможно ли, чтобы их преследовало несколько группировок? Быть может, они в центре чего-то, касающегося не только их?
После многих недель размышлений и мучительно медленного продвижения вперед у Дариуса возникло неприятное чувство, что сейчас время стало роскошью, которой он не может себе позволить.
