Филиппа Грегори - Привилегированное дитя
— Где он будет жить? — спросила я.
— Там есть семья по фамилии Тайк? — ответил он вопросом на вопрос.
— Да.
— Он интересовался именно их коттеджем, — сказал дядя Джон. — Наверное, когда он был ребенком, это был самый лучший коттедж в деревне, и он сохранил память о нем. Ты знаешь Тайков, Джулия?
— Там остались только Тед Тайк и его мать, — сказала я. — Коттедж для них слишком велик. Отец Теда погиб в прошлом году от несчастного случая: он был убит падающим деревом. И сейчас они еле сводят концы с концами. Если предложить им коттедж поменьше, тот, что у церкви, и немного денег в придачу, то они с удовольствием согласятся.
Дядя Джон внимательно смотрел на меня, будто что-то взвешивая.
— А чей коттедж стоит у церкви? — спросил он тем же тоном, каким спрашивал у нас латынь.
— Раньше там жили Льюисы, — ответила я, — но год назад они уехали в Петворд, где их брат держит магазин.
— Обычная история для Экра, — заметил дядя Джон маме вполголоса.
— Джулия знает деревню лучше, чем любой из нас, — сказала она.
— Итак, если ты встретишь мистера Мэгсона, расскажи ему все, что ты только что рассказала нам, — обратился ко мне дядя Джон. — И если он сумеет уладить это ко всеобщему удовольствию, то пускай селится у Тайков.
— Можно я пойду, мама? — спросила я.
— Иди, дорогая. Только надень пальто с капюшоном, на улице сильный туман. Кто бы мог поверить, что уже весна.
Я надела шляпку и зимнее пальто с капюшоном и вышла на улицу. Из окна казалось, что снаружи уже стемнело, но на самом деле было светло. Мне нравилось идти в тумане, все звуки вокруг были приглушены, я даже не слышала своих шагов. Еще вчера листья громко шелестели на ветру, а сегодня они молчали, мокрые и тяжелые. Тихо шумела Фенни, и самым громким звуком было: кап… кап… кап… Это падала вода с веток деревьев. Ни справа, ни слева не было видно полей, подступающих к дороге, и я только догадывалась об их огромном сером пространстве. Даже очертания холмов тонули в тумане, все сливалось с низко нависшим над землей пасмурным небом. Казалось, что мир опустел и остались только я да капли, падающие с деревьев.
Эта прогулка была словно маленькой экскурсией в сон, в одиночество, которое страшит каждого. В мир, где единственным живым существом являетесь вы сами и нет никого кроме вас. Но меня это, как ни странно, совсем не пугало. Я не боялась оставаться одна в Вайдекре. Какой бы глупой девочкой ни казалась я своей маме, как бы ни раздражала я Ричарда, здесь я твердо стояла на земле.
Здесь были неуместны слова, а я обычно была так неловка с ними. Здесь можно было только понимать либо не понимать землю. Когда я оставалась в Вайдекре одна, я чувствовала себя Лейси.
Я почти сожалела, что туман растаял и показались первые домики Экра. Вдруг из тумана выскользнула какая-то тень, и я чуть не вскрикнула от неожиданности.
— Это я, — прозвучал голос Клари. Она говорила несколько невнятно из-за овсяного печенья, которое было зажато у нее в кулаке и которым она набила рот. — Привет, Джулия. Ты пришла посмотреть на него? — Ее глаза блестели от волнения. — Он уехал в Мидхерст купить кое-что на рынке.
— О ком ты говоришь? — спросила я, почти зная ответ.
— О Ральфе. Вернулся Ральф. Он купил большую корзину всякой еды для наших людей, но сказал, чтобы мы несли все сразу, а то заболеем. А каждому ребенку он дал по овсяному печенью. Сейчас он поехал в Мидхерст купить молока, бекона, сыру и эля. Когда он вернется, у нас будет праздник. Мой папа сказал, что с приездом Ральфа в Вайдекре все пойдет по-другому.
— Он приехал с дядей Джоном, — сообщила я. — И будет управлять поместьем. А кто он, Клари? И почему он так долго здесь не жил?
Ее глаза озорно блеснули.
— Ты не знаешь, кто он? И не знаешь, что он сделал? — недоверчиво спросила она. — О! О! — и она чуть взвизгнула от восторга. — Джулия, не смотри на меня так, пожалуйста. Я не могу тебе все рассказать. Спроси у него самого.
— Это что-нибудь, связанное с прежними днями? — интуитивно догадалась я. — Он знал Беатрис или Гарри? Он работал здесь раньше?
Клари подавилась смехом и последним кусочком печенья.
— И не спрашивай, я все равно ничего не расскажу.
— А где он был все это время? — продолжала я расспрашивать ее. — Дядя Джон сказал, что он из Экра.
— Он был контрабандистом, — сообщила Клари страшным голосом. — И он был предводителем хлебного бунта. Он много лет прожил с цыганами и умеет колдовать и предсказывать судьбу. Когда дела в деревне были совсем плохи, он присылал сюда деньги. И он… — тут она оборвала себя. — Больше я тебе ничего не скажу. Спроси у него сама.
— И спрошу, — решительно сказала я. — Мне надоели твои загадки.
Мы уже дошли до ворот домика викария, и я протянула руку к звонку.
— Подожди меня, — попросила я Клари. — Я схожу за Ричардом, и мы погуляем втроем.
— Не-а, — покачала она головой. — Я не хочу с ним гулять. Увидимся в следующий раз, когда ты придешь к нам.
Я кивнула. Конечно, я не могла отрицать, что Ричард вел себя высокомерно. Я пыталась познакомить его с нашими сверстниками в деревне, чтобы мы дружили все вместе, но он задирал нос и держался барином. Меня удивляло, что манеры Ричарда, такие обворожительные у нас дома, здесь делали его смешным и безобразным. Я думала, что он совсем не пытается понравиться ребятам. Он смотрел на них так, словно прикидывал в уме, что плохого они могут ему сделать.
— И к тому же я буду помогать Ральфу в подготовке праздничного обеда, — добавила Клари.
Она кивнула в сторону деревни, и я увидела, как около одного из домов суетятся люди, ставят там столы и скамейки. И тут я впервые заметила, как вьется дымок над одной из труб. Экра.
Я замедлила шаги, и Клари шутливо подтолкнула меня к дому.
— Ступай, ступай, хоть это и не твой праздник. Ты ведь у нас принадлежишь к знати.
В ответ я скорчила ей рожу и пошла по тропинке к деревне.
На мой стук дверь отворилась, и экономка впустила меня внутрь. Ричард все еще занимался, и я подождала его, угощаясь горячим кофе и сладкими бисквитами. При этом я думала, что, пожалуй, мне ясно, почему у доктора Пирса седые волосы и почему он так редко улыбается. Есть сладкие бисквиты, когда всего в нескольких шагах от тебя умирают от голода люди, было, конечно, нелегко. Смерть каждого прихожанина он отмечал в церковной книге, каждый гроб опускали в могилу в его присутствии. И на неизбывное горе этих людей не находилось ответа в его теологических книгах.
В Дауэр-Хаусе мы жили все-таки изолированно от Экра, его же дом стоял в самом сердце деревни, и от жестокости Лейси — и жестокости всех, кто разделил страну на богатых и бедных, — ему было не убежать.
