Сара Маклейн - Распутник
Брови Борна резко сошлись вместе.
— Это ты о чем?
Кросс самодовольно усмехнулся:
— Просто предлагаю тебе обеспечить невозможность твоей жене аннулировать брак. Уложи ее в постель, Борн. И поскорее.
Борн не успел ответить — у главного входа в клуб, за полуоткрытыми дубовыми дверями внезапно началась какая-то суматоха.
— Да я плевать хотел на то, что не член клуба! Вы меня впустите, или моей жизненной целью станет уничтожение этого места... и вас вместе с ним.
Борн с Кроссом переглянулись. Кросс небрежно произнес:
— Ты заметил, они обещают всегда одно и то же, но им никогда не хватает силы выполнить обещание?
Борн кивнул и направился к двери, толкнул ее и обнаружил Бруно и Эзриела, двух привратников, удерживающих лицом к стене мужчину среднего роста и среднего сложения.
— Джентльмены, — протянул он. — Что здесь происходит?
Эзриел повернулся к нему.
— Это к тебе.
Тут человек начал вырываться по-настоящему.
— Борн! Или ты поговоришь со мной сейчас, или встретимся на рассвете!
Он узнал голос.
Томми.
Прошло девять лет с тех пор, как он в последний раз видел Томми Оллеса, с той самой ночи, как его отец с наслаждением отнял все, принадлежавшее Борну. С тех пор как Томми предпочел другу наследство — его наследство.
Девять лет, и все же то предательство снова пронзило его насквозь. То, как друг повернулся к нему спиной. То, как он смирился с поступком отца.
— Ну что ж, я не откажусь встретиться с тобой на рассвете, — произнес он. — Сказать по правде, на твоем месте я бы хорошенько подумал, прежде чем делать такое предложение.
Томми повернул к Борну голову, прижатую к обитой бархатом стене.
— Отзови своих псов.
Эзриел зарычал, Бруно ткнул Томми так, что тот ударился о стену. Услышав его стон, Борн предостерег:
— Ты поосторожнее, они не любят дурных манер.
Бруно высоко завернул Томми руку. Тот поморщился.
Должно быть, Нидэм рассказал Томми про планы Борна и их соглашение. Больше ничто не могло привести сына Лэнгфорда на встречу с Борном и его гневом.
— Того, что ты ищешь, тут нет.
— Чертовски надеюсь, что она не тут.
Она.
Одно это слово, и все встало на свои места.
Томми явился не за документом Нидэма. Скорее всего он даже не знает о его существовании.
Он явился за Пенелопой.
Он явился за Фальконвеллом.
— Отпустите его.
Отпущенный Томми поправил сюртук и кинул ненавидящий взгляд на привратников.
— Благодарю.
Бруно и Эзриел отступили назад, но не покинули маленькое помещение, готовые кинуться на помощь боссу, если она вдруг понадобится.
Первым заговорил Борн:
— Я выражусь очень ясно. Я женился на Пенелопе сегодня утром и таким образом закрепил Фальконвелл за собой. Ни ты, ни твой отец к нему не прикоснетесь. Более того, если я обнаружу, что ты хоть ногой ступил на мою землю, то прикажу тебя арестовать за нарушение границ частной собственности.
Томми вытер ладонью распухшую губу и расхохотался безрадостно и глухо.
— Думаешь, я не знал, что ты за ним прибежишь? Я знал, ты пойдешь на все, что угодно, причем в ту же секунду, как он ускользнет из рук отца. Почему, как ты думаешь, я попытался первым на ней жениться?
Слова словно громом прогремели в маленьком помещеньице, и Борн искренне порадовался полумраку, скрывшему его изумление.
Женихом был Томми.
Разумеется, мог бы и догадаться. Мог бы сообразить, что Томми Оллес по-прежнему является частью мира Пенелопы. Ее жизни. Мог бы предположить, что он нацелится на Фальконвелл сразу же, как только тот перестал быть его наследством.
Значит, он сделал ей предложение, а она согласилась, глупая девчонка. Наверное, решила, что любит его — юношу, с которым так давно дружит. Разве не об этом грезят глупые девчонки? Выйти замуж за мальчика, которого знают с детства?
Простой дружелюбный товарищ, надежный друг, никогда не требовавший ничего, кроме как вместе посмеяться.
— Что, все еще привязан к папочкиному кошельку, Том? Или появилось желание жениться на девушке, чтобы заполучить поместье? Мое поместье?
— Оно не твое уже десять лет! — выплюнул в ответ Томми. — И ты его не заслуживаешь! И ее не заслуживаешь!
Вспыхнуло воспоминание. Он, Томми и Пенелопа в маленькой лодчонке посреди озера в Фальконвелле. Томми стоит на носу, изображая из себя великого морского капитана, Пенелопа хохочет, ее светлые волосы отливают золотом под полуденным солнцем, но все ее внимание обращено на второго мальчика.
Глядя на нее, Борн хватается за борта лодки, раскачивает ее раз, другой, третий, Томми теряет равновесие и с воплем падает в озеро.
— Томми! — кричит Пенелопа и кидается к борту. Томми выныривает на поверхность, смеясь и хватая ртом воздух. Она неодобрительно оглядывается и смотрит на Борна с укоризной.
Он прогнал воспоминание, вернулся в сегодняшний день, чтобы еще раз опрокинуть Томми.
— Как бы там ни было, теперь и земля, и леди мои. Вы с отцом опоздали.
Томми шагнул вперед и выпрямился во весь рост.
— К Лэнгфорду это не имеет никакого отношения!
— Не обманывай себя. Это имеет прямое отношение к Лэнгфорду. Думаешь, он не ожидал, что я приду за Фальконвеллом сразу же, как только Нидэм его выиграл? И еще он должен знать, что я не успокоюсь, пока не уничтожу его. — Борн помолчал, глядя на человека, когда-то бывшего его другом. — И тебя заодно.
Что-то мелькнуло во взгляде Томми, очень близкое к пониманию.
— Не сомневаюсь, что ты получишь от этого наслаждение. А заодно насладишься тем, что погубишь ее.
Борн скрестил на груди руки.
— У меня ясные цели — Фальконвелл и месть твоему отцу. То, что вы с Пенелопой оказались на моем пути, всего лишь неудачное стечение обстоятельств.
— Я не позволю тебе обидеть ее!
— Как благородно! И что ты сделаешь? Интересно бы знать.
Томми застыл.
— Так вот в чем твой план — уничтожить моего отца, уничтожив меня.
Борн вскинул бровь.
— Его наследство за мое. Его сын за сына моего отца.
— У тебя что-то с памятью, если думаешь, будто он когда-либо считал меня сыном своего сердца. — Это было чистой правдой; за все время их детства и юности Лэнгфорд не сказал Томми ни единого доброго слова. Он был человеком холодным и черствым.
Но Борну было плевать.
— Не имеет значения, что он там считал. Значение имеет только то, что думает свет. Без тебя у него ничего не останется.
Томми качнулся на каблуках, челюсть его сделалась квадратной, и чем-то он вдруг напомнил мальчика, каким когда-то был.
— Ты мерзавец. Я джентльмен. Тебе никто не поверит!
