Труда Тейлор - Аристократ и куртизанка
Мадлен ощутила тошноту. Она никогда не встречалась лично с Людовиком, но могла представить себе, что, сейчас чувствует Люк.
— Это — убийство, — напряженным голосом произнесла тетушка, и ее муж согласно кивнул. — О, бедный Люк!.. Кажется, он был знаком с королем…
— Был, — подтвердила Мадлен. — Для него это личная потеря.
Леон пожал плечами.
— Нам-то какое дело до этого?
— До такого злодейства должно быть дело всем, — возразила мать. — Король был таким же человеком, как любой другой, и мне жаль его жену.
Люк зашел в дом — и то лишь затем, чтобы сказать, что не голоден и хочет прогуляться.
— Живот заболел? — бросил Леон.
Люк развернулся к нему. У него на скулах играли желваки, а темные глаза сверкали. Лемуа-старший поспешил вмешаться. Он не вырастил бы двух сыновей, если бы не умел распознавать назревающую драку.
— Попридержи язык! — бросил он Леону, а потом, обращаясь к Люку, добавил: — Прогуляйся, парень. Для тебя оставят еду на случай, если потом проголодаешься.
Взяв свой плащ, Люк вышел, и Мадлен с трудом удалось сдержаться, чтобы не последовать за ним. Все ее существо кричало: «Иди и помоги ему, как можешь!» — но место ее было на кухне, и помогать она должна была своей тетушке. Она механически поглощала пищу, однако и на ее аппетит сильно повлияли как мерзкая карикатура, так и беспокойство за Люка. Едва поев, она, с благословения тетушки, отправилась искать его.
И нашла там, где и ожидала, — у реки. Люк стоял, прислонившись к стволу могучего старого дуба, неподвижно глядя на серовато-бурую воду, струящуюся меж обомшелых камней. Весь его вид выражал беспредельное одиночество.
Мадлен почувствовала к нему прилив любви и нежности такой силы, что ей стало трудно дышать. Она поняла, что будет любить его до своего смертного часа. Как все странно: когда-то она не выносила даже его присутствия, а сейчас сделала бы что угодно, лишь бы облегчить его боль…
Она медленно пошла к нему, утопая ногами в темной опавшей листве. Шорох листьев оповестил Люка о чьем-то приближении, и он обернулся, но при виде Мадлен глаза его не оживились.
— Здесь слишком холодно. Возвращайтесь в дом, — безапелляционно заявил он.
Она помедлила в неуверенности.
— Я подумала: может быть, вам сейчас нужен друг?.. Но если хотите еще побыть в одиночестве — я уйду.
— Кажется, я имел вдоволь одиночества. — С грустной улыбкой он протянул руки, и она молча пришла в его объятия.
— Вы очень любили его? — спросила Мадлен.
— Людовика? — Она услышала его тихий вздох. — Я недостаточно хорошо знал нашего короля, но в тот день, когда мы покидали Париж… — Он пожал плечами. — Несмотря ни на что, он сохранял спокойное достоинство, и ему было больно, что так обращаются с ним его подданные. Именно это и побудило меня предложить свою поддержку и свою шпагу, если понадобится. При всех своих ошибках Людовик был хорошим человеком и неравнодушным. Он не заслужил такой смерти. Это убийство ляжет пятном позора на всю нацию!
— Теперь конец всем надеждам на восстановление монархии. — Отчасти Мадлен была рада этому: если бы возникла новая оппозиция, Люк непременно примкнул бы к ней.
— Ничего не закончилось, — ответил он со спокойной решимостью. — Те из нас, кто обещал поддержку Людовику, теперь выступят за его сына.
— Значит, вы снова будете сражаться? Он упрямо выпятил вперед подбородок.
— Надеюсь!.. Наши революционеры уже преступили все границы…
— О, Люк!.. — Мадлен была искренне расстроена.
— Не волнуйся, Мади, — сказал он потеплевшим голосом, — бои не дойдут до этих мест…
— Я боюсь не за себя, — резко ответила она.
— Значит, за меня? — Не дождавшись ответа, он продолжал: — Ты так никогда и не согласишься признать, что чувствуешь ко мне?
— Люк, я…
Он захватил рот Мадлен своими теплыми, жаждущими губами и целовал ее до тех пор, пока у нее не закружилась голова. И еще она почувствовала, что у нее начинают подкашиваться ноги. Но тут Люк еще теснее прижал ее к себе.
— О, Мади! — простонал он. — Если ли бы вы только знали, как нужны мне.
«Нужны мне» не значит «Люблю вас», но сейчас, в его объятиях, и первое показалось ей достаточным.
— Вы пойдете за меня, Мади? — спросил он снова, и на этот раз она могла дать только один ответ:
— Да.
На следующей неделе Люк получил еще одну печальную весть. Арман Тюфен, маркиз де ла Рюэри, скончался в замке своего друга в северной Бретани. Провал предприятия и последовавшие лишения подействовали на него так же, как и на Люка, но маркиз не сумел справиться со столь жестоким испытанием. Республиканские солдаты обнаружили еще теплое тело, обезглавили его и выставили голову на пике у ворот замка.
Люк встретил новость с каменным лицом.
— Арман был достойным человеком, — только и было сказано.
Он никак не показал своего горя, однако Мадлен знала, что чувствует Люк себя ужасно. Он не стал бы плакать в открытую: воспитание не позволяло ему подобного проявления слабости, зато ей ничто не помешало убежать в свою комнату и плакать за него.
Глава девятая
Родственники Мадлен восприняли сообщение о предполагаемом ее замужестве довольно неоднозначно. Люку пришлось официально испрашивать у Лемуа-старшего разрешения на брак, хотя сам старик считал это уже fait accompli[19]. Они с женой любили Люка и даже восхищались им, но не могли не испытывать сомнений относительно последствий такого неравного брака.
Свадьбу решили справлять с соблюдением всего обряда. Правда, здесь возникали кое-какие трудности, которые следовало обойти. Поскольку приходский священник присягнул светской власти, то для совершения церемонии он не подходил. Если бы он обвенчал Мадлен, в глазах церкви это не было бы настоящим браком. И все же проблему можно было решить. Священник, служивший рождественскую мессу, по-прежнему скрывался в их краях, и тетушка была уверена, что сможет договориться с ним о совершении обряда. К сожалению, ради сохранения тайны свадьбу планировали проводить при малом стечении народа. Это вполне устраивало Люка, не имевшего здесь друзей, которых он хотел бы пригласить, а также заинтересованного в неразглашении своего имени. Мадлен понимала это, и все же не могла избавиться от мысли, что он стыдится ее.
— Да он ведь предложил тебе выйти за него замуж! — урезонивала ее тетушка. — Сама подумай, как сильно он должен любить, чтобы сделать это!..
Мадлен хотела надеяться, что это сущая правда. Временами Люк был так нежен и заботлив, что она почти верила в его любовь, и все же он никогда не произносил этого слова.